И только когда ты отпускаешь ожидания, ты начинаешь видеть её в её подлинной форме.
Счастье невозможно поймать или удержать.
Оно – как птица, что садится на твой подоконник, а потом взмывает в небо, прежде чем ты успеваешь подойти.
Чтобы удержать его, нужно принять, что оно мимолётно. Ничто не вечно.
Ни моменты. Ни люди. Ни даже тот, кем ты являешься сегодня. Всё проходит.
Скользит сквозь пальцы, как вода.
И чем крепче ты пытаешься удержать, тем быстрее всё исчезает. Мир соткан из окончаний.
Каждое начало уже содержит в себе свою развязку.
Мы теряем всё – каждый миг, каждую вещь, каждую частичку себя. Но это не повод для отчаяния. Это повод для восхищения.
Потому что в утрате мы видим красоту того, что было.
А в том, чтобы отпустить мы находим место для того, что ещё может быть.
Вот в чём парадокс жизни:
именно то, что мы не можем удержать, и делает её стоящей.
Те, кто потерял любовь, узнали то, чего, возможно, никогда не узнают другие: любовь другого человека никогда не принадлежала тебе. Ею невозможно обладать – она существует только в моменте, как опыт, как дыхание, как краткое прикосновение двух жизней. Боль приходит не потому, что любовь ушла, а потому, что мы прицепились к истории, в которую хотели, чтобы она превратилась. Мы строим в уме целые миры – вечные обещания, будущие праздники жизни, не сломленные временем. И когда эти мечты исчезают, как всегда бывает, нам кажется,
что исчезла и сама любовь. Но это не так. Она была. Она случилась. И жила ровно столько, сколько должна была.
Он понял это – хотя путь к этому пониманию был долгим. Он построил в мыслях высокие башни из «как всё должно было быть». А когда они рухнули, он стоял среди обломков, сжимая в ладонях их пыль, и скорбел не по тому, что было на самом деле, а по тому, что он мечтал иметь.
Он искал её призрак повсюду – но его больше не было. Он сидел в тишине, там, где раньше чувствовал её тень, ждал, но ничего не
приходило. Призрак ушёл. Не исчез, не растворился – он был отпущен. Он не заметил, когда именно это случилось, только понял: боль, которую тот приносил с собой, ослабла. Оставалась только спокойная, чистая пустота.
Он искал её в снах, в отголосках, в мимолётных моментах, что прежде принадлежали им двоим, но не находил. Призрака не было нигде – потому что он больше не нуждался в нём.