«Тьфу! – злился про себя Пётр Ильич. – Точно исподволь меня корит…»
– Разве можно назвать легкомыслием привезти в поле обед мужу? – спросила Полина с возмущением.
– Завтра Дуньку одну отправь, – приказал он. – Телегу пусть Богдан запряжёт. Нечего дрожки гонять взад-вперёд. Да и надобность обеды возить, скоро отпадёт. С собой брать будем и на месте кашеварить. Из ближних, у нас все луга уже выкошены, сено в копнах, а на дальние провизию доставлять, себе дороже…
– Дуньку, говоришь? – Полина посмотрела в сторону помощницы. Она уже накрыла нехитрый стол и теперь скучала в сторонке, в ожидании указаний.
– Довезти узелок, дело нехитрое, – подтвердил Пётр Ильич и проследил за взглядом Полины.
Дунька пребывала доме, на постоянной основе. Девка была в качестве прислуги. В детстве переболевшая оспой, лицом не удалась, видно от того до сих пор в невестах. Полы помыть, приготовить или постирать, всегда зараз. Только Полина её постоянно отпускает. Жила рябая на другом конце деревни с больной матерью, за которой пригляд нужен. Помрёт родительница, девка совсем одна останется. Пётр Ильич уже размышлял над тем, как Дуньку, со всем её добром, у себя пристроить. В доме места полно, да и Полине легче будет. Одно удерживало от такого шага, опасался Пётр Ильич, что понесёт она. Время давно пришло, а «кобелей» вокруг хоть отбавляй. Вон, хотя бы тот же Сава. Ни одной юбки не пропускает. А лишний рот Сараниным ни к чему. Самим бы выжить и детям достойное воспитание дать. Где-то в глубине души надеялся Пётр Ильич на пересмотр решения по его делу о вечном поселении после отбывания каторги. Каждый год прошения слал. Но пока без ответа все оставались.
– Послушайте, Пётр Ильич! – окликнула Полина супруга и с опаской посмотрела в сторону батраков. – На кой они нам нужны в таком числе?
– Мы это им нужны, – отвечал с грустью Пётр Ильич. – Только никак они этого в толк не возьмут.
– Не пойму я вас, Пётр Ильич! – Она выжидающе посмотрела на него.
– Справиться со всем нашим хозяйством мы и с Гришкой можем, – согласился он. – Только как холода наступят, эти лоботрясы начнут к нам с тобой ходить и побираться… Не они, так бабы их. Терпеть не могу, когда канючат. За эту работу хоть что-то им на первое время дам. Не задаром же?
– Ой, чует моё сердце, не кончится это добром! – проговорила она, глядя на мужиков.