Пётр Ильич вынес вердикт:
– Народ у нас потрясающе своеобразный.
– Вы ссыльных имеете ввиду, или вообще? – Полина насторожилась.
– Вообще, мужика, – продолжал загадками Пётр Ильич. – Вот наших батраков возьми. Попробуй скажи о ком-то из них, что дуралей. Ведь все они, как есть, смекалистые и головастые. Вроде бы всё понимают, а никогда не знаешь, чего от него ожидать. Всё чуда ждут. Это в крови у них… Взять того же Саву. Его только чудо и занимает. Они и здесь его ждут. Вдруг я возьму сейчас и отпущу их на все четыре стороны? Да ещё по пять копеек выдам, на пропой. А ну, как и вовсе, всё отдам, об чём договаривались? И ведь возьмут без зазрения совести. Ведь всё даром норовят, без труда! Никак не поймут, что так не бывает! И не только потому, что я жадный. Деньги просто так не даются, а то ведь и смысл этих отношений сразу теряется. Всё-таки элементарные вещи мужик должен знать…
– Они вон про равенство уже говорят, – спохватилась после его слов Полина. – Я у церкви слышала. Скоро время такое, мол, придёт, что на печи можно будет лежать в сытости, а работать только, когда захочешь.
– Интересно, кто им такие глупости в голову вбивает? – Пётр Ильич повеселел.
– На станцию агитаторы от разных партий из Читы зачастили, – сказала Полина очевидное.
– Куда околоточный смотрит? – подивился Пётр Ильич. – Совсем народ распустили!
– Говорят, царя скинем, а всех бездельников работать заставим, – добавила Полина.
– Кого это они бездельниками считают? – изумился Пётр Ильич не столько известием про царя, об этом и он слыхивал, сколько осведомлённости супруги.
– Все, кто грамоте обучен, для них чужие, – удивляла познаниями деревенской жизни Полина. – По их мнению, инженер на станции только и знает, что бумажки перебирает и пальцем в шпалы тычет. Такому платить точно надо меньше, чем тем, кто шпалы на горбу таскает и костыли забивает. Землемер, в их понимании, тоже не особо перетруждается. А конторский писарь, так и вовсе бездельник! Сидит целыми днями, и в окно пялится… Темнота!
– То-то и оно, для них умственный труд сродни мечтаниям! – проворчал с возмущением Пётр Ильич. – От безграмотности всё это. Заставь мужика, попробуй, учиться. Вон, того же Дубину грамоте обучить ещё можно, а об математике и экономике и не думай, пошлёт, куда подальше. Необразованность в крови. Недавно хвастал, будто пьёт гадости из сушёных головастиков от болезни глаз, и это ему помогает. Бражка у него и вовсе от всего… Он ведь в толк не возьмёт, что ту же рельсу, прежде чем на шпалы положить, рассчитать надо, после чего изготовить. Как ему это растолковать? – Он выжидающе уставился на Полину, словно давая возможность представить бесполезный процесс. – Печь для выплавки железа построить, найти и добыть руду, которую в ней плавить, разработать технологии. С виду, кусок железа, как топор, а на деле? Сколько трудов и сколько людей задействовано? Нет, он считает, будто рельса с неба ему на горб свалилась. – Пётр Ильич прищурился и чихнул. – Предложи ему сейчас погром какой устроить или стащить что, не задумываясь согласится. На другое не способен. Помню я, как эти мужики саботаж на железной дороге устроили в разгар войны с Японией. До нас с трудом снаряды и амуницию довозили. В Чите до расстрелов дошло. Насилу прекратили это безобразие. Сейчас снова, всё к этому идёт. Опять неймётся!