– И ты с ними путаешься! – сказала Полина с укором. – На кой они тебе? Ведь если что, первым на вилы и поднимут… Или не права я?
Он оставил слова жены без ответа, снял с берёзы свою косу.
– А обед? – напомнила о себе Дунька, всё это время стоявшая в тени берёз, рядом с бричкой. – Умаялись, поди?!
– Не заслужили, – буркнул Пётр Ильич и направился к кромке луга.
Мужики с опаской смотрели в его сторону. Пётр Ильич злился. Делая вид, будто не замечает их внимания, он пересёк луг, дошёл до первых берёз и развернулся. Полина на пару с Дунькой уже взобрались на бричку и двинули обратно в деревню.
«Какая она стала! – восхитился он с грустью, отмахиваясь свободной рукой от комаров. – Это же надо! Кто бы мог подумать, что так жизнь может человека переменить? Да ещё к тому же женщину! Чудно!»
Он покосился на мужиков, размахнулся и повёл косой из стороны в сторону.
– Вжик! Вжик!
Трава просохла от росы, коса туго идёт и тупится быстрее. Пора заканчивать. На втором лугу, что за рощицей, нужно перевернуть скошенное накануне сено…
– Вжик!
Ровными рядами ложится трава вместе с цветами. Восторг, да и только, от ароматов этих.
«И никогда, и никто подобных ему духов не придумает!» – думал Пётр Ильич, наслаждаясь благодатью божьей, силе своей и крепости здоровья.
Мужики, угнетённые видом размахивающего косой хозяина, были вынуждены пристроиться к нему.
– А обед нынче будет? – обмолвился было Дубина, да тут же умолк.
Двигались уступом. Впереди, с большим отрывом, Петр Ильич, за ним – Дубина, в полшага следом, Иван Савинов и Василий Фомичёв, соответственно Фома. Вскоре к ним пристроился и Хохол. Он закончил один проход и уже успел вернуться, чтобы пойти заново.
Размеренные звуки кос и шума срезаемой травы, нарушил недовольный голос Савы.
– Куда ты прёшь?! – прорычал он.
Пётр Ильич оглянулся назад. Лишь на мгновенье, но этого было достаточно, чтобы понять, недоволен Сава тем, как дружок его забирает правее… Ещё ему показалось, будто мужики странно напряжены и оба чем-то раздражены.
Петру Ильичу до сих пор не верилось, что Дубина и Сава имеют одинаковый возраст. Тридцати лет от роду, а выглядели разно. Сава, с залихватски торчащим из-под неизменной солдатской фуражки, соломенного цвета чубом, был строен, гладок лицом и румян. Насмешливый взгляд болотного цвета глаз, завсегда смущал местных девок. Дубина, его погодок, напротив, старик – стариком. Вообще, пили они все одинаково, потому как жили по соседству и считались друзьями «не разлей вода», но старели по-разному. Виной тому не одинаковые сроки каторги и условия содержания на них. Сава, к примеру, шесть лет провёл в Нерчинске. Режим там не больно строг. Каторжан, за которыми по этапу приехали жёны, каждый день отпускали в ближайшую деревню, где они поселились. Таких было много. Согласно закона Государя Императора, каждой семье выделялись за счёт казны деньги, для проезда в вагонах третьим классом или подвода, которая с нехитрыми пожитками и с семьёй следовала за мужем. Петру Ильичу была понятна такая забота. Дикий и не освоенный край нужно было заселять русскими. Вообще, на нерчинской каторге было во всём полегче. Отбывающие разные сроки каторжане, не только могли провести время со своими домочадцами, они ходили по грибы, собирали ягоду. В других местах построже, а были и такие, где и вовсе невыносимо даже сутки находиться.