Николай Арнольдович Митьков, жандармский ротмистр, был грузен и приземист. Его облик заключался, прежде всего, в живописной окладистой бороде с проседью, в весёлом блеске быстрых глаз. Образ эдакого купчишки или проныры-приказчика. Такая внешность могла легко ввести в заблуждение человека несведущего и простодушного, и тот мог не придать серьёзного значения встречи с ним. Но жандармский мундир и властный голос моментально рождали в собеседнике некое напряжение чувств и осторожность в выборе слов как в письменном виде, так и в беседах. Впрочем, даже отрезвляющий вид мундира не всегда и не для всех служил предостережением. Ротмистр обладал тем качеством, которое греки называли «эмпатия», то есть сопереживание, сочувствие переживаниям другого. Митьков с лёгкостью располагал к себе всякого, в ком был заинтересован, и тот, иногда сам того не замечая, быстро расставался с требуемыми от него сведениями.
Жандармский офицер объявился в нашем городе третьего дня. Он, как доверительно сообщил мне один из моих пациентов, мещанин Осьмушкин, был связан с прокламациями, найденными в фабричных казармах Трапезникова.
Признаться, я не ожидал увидеть на месте происшествия жандармского офицера. Обычно дознание начинал либо урядник, либо сыскной чиновник. Однако ни того, ни другого на месте не оказалось. Дом заполнили полицейские чины, но командовал здесь всем жандармский ротмистр. Неподалёку, то появляясь, то исчезая, проплывала фигура чиновника в чёрной засаленной тройке, к которому ротмистр иногда обращался: «Сидорчук, отметь в протоколе!»
– Так вот, – продолжал тем временем Николай Арнольдович, – в Екатеринославле один студентик угостил сожительницу вином. Та была, как позже выяснилось, беременна, а это не входило в планы студиозуса. Он возьми и подмешай в цимлянское цианистый калий. По летнему времени мух в душной комнате было предостаточно, вот они и ринулись утолять жажду душистым напитком. Да-с, поживились они дармовым угощением и отправились к праотцам. Как думаете, Евгений Сергеевич, у мух есть праотцы? Ну, не важно! Так вот, не удивлюсь, Евгений Сергеевич, что исследуя кровь этой убиенной, – а она убита! – вы обнаружите цианистый калий.
– Виноват, – я был в некоем замешательстве. – Если это цианид, и она скончалась мгновенно, тогда я вношу поправку в часы наступления смерти. Вероятнее всего, это произошло десять – двенадцать часов тому назад.