Пришли мужики, достали его. И не пьян вроде… Наоборот – вымыт, выбрит и одет чистенько! Все удивились: обычно в лохмотьях ходил, а тут – при одёжке. Петро-то?! В кой-то век?! И что дивно, лежал с открытыми глазами, обращёнными в небо, а на лице – такая счастливая улыбка, поди прямо в рай попал.
Скажу тебе, покуда люди Петра к погребению готовили, батюшка пошёл на кладбище, что тут же при церкви. Макарий переживал: следовало найти место для погребения. И человек ведь непутёвый, Пётр наш, пьяница, «без царя в голове» – поди за изгородью такого схоронить полагается. Но ведь прошено за него… и не абы кем… Сердцем чуял Макарий – неспроста всё это… а сам ума не мог приложить, отчего это вдруг грешнику столько почестей?
Никто не видал, как батюшка по кладбищу бродил, но Марфа сказывала – вернулся он сам не свой. Весь бледный, да чем-то шибко взволнованный… – молчит всё и ни на один вопрос не отвечает…
Короче, отпели да похоронили Петра… Со всеми почестями. А у того – ни родственников, ни друзей достойных… – никого по-настоящему близкого. Так, собрались деревенские, да похоронили. Повспоминали Петра, посочувствовали ему – о покойных ведь плохо не говорят – да и разошлись.
– А поведала ли Марфа? – не выдержал я, – что там, на кладбище с Макарием-то стряслось? Неужто жене тайну сию не открыл?
– А-а-а… – засмеялась Фрося, – любопытный ты наш… Само собой, поделился… а та – со мной.
«Иду, – говорил он Марфе, – а у самого сердце в груди бьётся, вот-вот выпрыгнет. Где же мне тебя похоронить, грешник ты наш? Где же то место, что колено моё преклонит? Что же это за место такое? И есть ли оно тут?»
Долго ходил по кладбищу взад-вперёд – всё приглядывался ко всякому месту, да к сердцу своему прислушивался – авось святой, что приходил, даст ему знак.
Всё обошёл – никаких подсказок. «Неужто туда и приду нынче, где ты погиб, Петро?!» – поймал себя на мысли, идя от церкви в сторону оврага. И тут словно кто толкнул в плечо. Обернулся ⎯ никого, да споткнулся вдруг так, что упал на четвереньки. Привстал на одно колено, смотрит по сторонам, сердечко бьётся в груди от волнения. Прямо перед ним ⎯ кривая берёза, склонившаяся над неизвестной могилкой.
Вот тут Макарий и узрел – он ведь колено преклонил пред этим местом! Всё, как сказано было! Сердце его сжалось, и слёзы на глазах выступили – стало быть, всё то правда, и сон его в точности сбылся! «А ты ещё сомневался! – обращался он к себе, ещё более преклонив к земле голову. – Эх, маленький ты человек, отец Макарий… маленький ты человек! Веры б тебе поболе иметь…»