– Они не из тех, кто умирает в переулках, – ровно произнес Арион, пытаясь вернуть себе контроль.
– Этот умер. Не по своей воле. И весьма… живописно.
Макаров сделал паузу, словно давая Ариону представить картину.
– Я же сказал, мне это не интересно.
– Даже если убийца цитирует твою старую диссертацию?
Мир на мгновение замер. Саксофон Колтрейна, вновь вступивший в свои права, показался далеким и неважным. Диссертация. «Архетип Тени в ритуалах городских субкультур». Он защитил ее двенадцать лет назад, а потом сжег единственный печатный экземпляр вместе со всеми черновиками. Это было частью другого ритуала – ритуала прощания с собой прежним, наивным и самоуверенным. Он был уверен, что превратил ту работу в пепел.
– Вы ошиблись, – голос Ариона стал тверже, в нем зазвенел металл. – Этого не может быть.
– «То, что мы хороним заживо, никогда не умирает. Оно лишь ждет своего часа, чтобы вернуться в более уродливом обличье». Выведено помадой на зеркале в ванной. Узнаешь свои слова, профессор?
Арион закрыл глаза. Слова, как призраки, поднялись из пепла. Он помнил, как писал их. Помнил ощущение интеллектуального азарта, радость от идеально сформулированной мысли. Он чувствовал себя хирургом, вскрывающим коллективную душу города. Теперь этот же скальпель кто-то обмакнул в кровь.
– Я пришлю машину. Будет через пятнадцать минут, – голос Макарова не оставлял выбора. Он уже не просил. Он констатировал факт.
– Не нужно, – коротко бросил Арион. – Я доберусь сам.
Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Тишина, которая вернулась в квартиру, была другой. Она больше не была спасительной. Теперь она была звенящей, напряженной, как тетива натянутого лука. Музыка с пластинки все еще лилась, но теперь казалась насмешкой. Все его утренние ритуалы, вся эта выверенная система защиты рухнула от одной фразы. Он подошел к зеркалу в коридоре. Из тусклого стекла на него смотрел незнакомец. Человек с всклокоченными волосами, темными кругами под глазами и выражением загнанного зверя. Кто-то взял его идеи, его мысли, вывернул их наизнанку и превратил в оружие. Его интеллектуальное упражнение стало чьим-то кровавым перформансом. И теперь он, Арион, был частью этого представления. Не зрителем. Возможно, даже не консультантом. А одной из главных декораций. Он пошел в спальню, механически стянул с себя домашнюю одежду, пахнущую кофе и ночной тревогой. Выбрал из шкафа темный свитер, джинсы, старую кожаную куртку – свою униформу для выхода во внешний мир, свою вторую кожу. Когда он завязывал шнурки на ботинках, его взгляд упал на стопку книг у кровати. Самая верхняя была раскрыта. Он не помнил, когда читал ее в последний раз. История об отцеубийстве, о братьях, раздираемых страстями, и о том, что если нет Бога, то все дозволено. Он захлопнул книгу. Пыль взметнулась в воздухе и осела на его пальцах. Ему показалось, что это пепел. Тот самый пепел, в который он когда-то превратил свою диссертацию.