Внешностью Виктор обладал простой, но приятной. Глаза его, зелено-карие, с черной каемочкой, были всегда усталы и чуть прикрыты, так что было непонятно, куда он смотрит, есть ли в момент времени в нем хоть одна искорка заинтересованности в собеседнике или происходящем, но смотрели они всегда прямо в душу и словно ковыряли в ней. Лоб его был высок, брови тонки, нос был небольшой, профиль греческий, волосы слегка вьющиеся и всегда уложенные, усы были негустые, но тоже опрятные. Вредных привычек он не имел и всегда выглядел с иголочки, правда, в последнее время не считал нужным особенно следить за собою и надевал одно и то же, пока не сносится до дыр.
Полдетства г-н Ларионов провел, как положено не бедствующим, за границею, другую половину – в отчей деревне, юношество и начало молодости – в столице. Родители Виктора слишком старались, чтоб мальчик вырос достойным их рода, и он вырос достойным, но «не их роду». Предприимчивая мать Виктора Степановича, Агриппина Савельевна Угличинская, происходила из купцов, но стала графиней посредством мужа, беднеющего графа Ларионова. Счет родители вели отдельный, хотя промышленность графа процвела только благодаря Агриппине Савельевне. Граф Ларионов умер, когда Виктору было девятнадцать от роду. Хоть сын и отец всегда имели дистанцию, смерть отца была пережита сыном тяжело. Надо сказать, что после нее г-н Ларионов и заболел.
Лакей Прошка и каретник Алешка
Оба сидели у ключника в гостях. Жена его задала им самовар и ушла к ребенку. Сам ключник в разговоры не вступал, ел смородишное варенье и непрестанно кивал то осуждающе, то согласно, смотря по теме беседы.
– Короче, вышли на станции сменить коней. Спросил я барина, не хочет ли вовсе заночевать, а он мне, мол, делайте, Прохор Иваныч, что хочите, и хмуро отошел. Встал на пригорке да так и смотрел куда-то, пока через четыре часа не подали нам новых, – рассказывал Прошка каретнику, отхлебывая рыжим усатым ртом чаю.
– Однако же про меня не забыл, заварку привез! Напьемся вдоволь, – улыбался Алешка. – А что в столице-то, и насовсем ли барин приехал, али погостить?
– Насовсем, в отставку подал. Так и сказал мне, мол, едем умирать, Прохор Иваныч, жизень кончена, – объяснил лакей, чем весьма удивил каретника. – А в столице… Ты знаешь, Алексей Сидорыч, я не видал, чтоб барин часто выходил из дому. Если и выходил, то меня не брал.