КАМИЛЛА: Снимите маску, сэр!
НЕЗНАКОМЕЦ: Вы настаиваете?
КАССИЛЬДА: Да, время пришло. Мы все сняли маски кроме вас.
НЕЗНАКОМЕЦ: На мне нет маски.
КАМИЛЛА (в ужасе, Кассильде): Нет маски? И вправду нет!
«Король в желтом», акт I, сцена 2
Хотя в химии я ничего не смыслю, я слушал его как завороженный. Он взял в руки пасхальную лилию[16], которую Женевьева принесла утром из собора Парижской Богоматери, и опустил ее в чашу. Жидкость мгновенно потеряла свою кристальную прозрачность. На секунду лилию окутала молочно-белая пена, которая исчезла, оставив жидкость опаловой. На поверхности заиграли оранжевые и багровые сполохи, а затем со дна, где покоилась лилия, пробился луч чистого солнечного света. В тот же миг Борис погрузил руку в чашу и достал цветок.
– Опасности нет, – объяснил он, – если выбрать правильный момент. Золотой луч – сигнал.
Он протянул мне лилию, я ее взял. Цветок превратился в камень, в чистейший мрамор.
– Видишь, она без единого изъяна, – гордо сказал он. – Какой скульптор сможет сотворить такое?
Мрамор был бел как снег, но лепестки покрылись тончайшими лазурными прожилками, а сердцевина цветка отливала розовым.
– Не спрашивай меня, почему так получается, – улыбнулся он, заметив мое удивление. – Понятия не имею, откуда берутся эти оттенки, но они всегда присутствуют. Смотри – вот одна из золотых рыбок Женевьевы, с которой я поработал вчера.
Рыбка выглядела изваянной из мрамора. Но когда я поднес ее к свету, на камне проступили едва заметные голубые прожилки, а откуда-то изнутри полился розоватый свет, похожий на тот, который дремлет в опале. Я заглянул в чашу. Жидкость в ней снова стала кристально чистой.
– Можно попробовать опустить туда руку? Что будет? – спросил я.
– Не знаю, – ответил он, – но лучше не пытайся.
– Одна вещь определенно не дает мне покоя, – заметил я, – откуда там возникает солнечный луч?
– Ты прав, это свечение действительно похоже на солнечный луч. Но я не знаю, откуда оно берется, когда я погружаю в жидкость любое живое существо. Возможно, это душа вырывается из тела наружу и возвращается к своим истокам.
Я понял, что он насмехается надо мной, и пригрозил ему муштабелем