Джек расцепил руки, которые безотчетно ломал во время своего рассказа, и велел:
– Открой конверт, Алек. Это письмо для нас обоих.
Я вскрыл его. Это было завещание Бориса, составленное годом ранее. Он оставлял все свое имущество Женевьеве, а если она умрет бездетной, то дом на улице Сен-Сесиль отходил мне, а Джеку Скотту – имение в Эпте. Мы должны были лишь управлять этой недвижимостью. После нашей смерти наследство переходило семье его матери в России, за исключением изваянных им мраморных скульптур. Их он завещал мне.
Строки завещания расплылись у меня перед глазами. Джек встал и подошел к окну. Потом вернулся и снова опустился на стул. Я боялась услышать, что он скажет, но он тихо и отчетливо произнес:
– Женевьева лежит перед Мадонной в комнате с мраморным бассейном. Мадонна нежно склоняется над ней, а Женевьева улыбается в ответ, глядя в умиротворенное лицо, которое, по сути, является ее полной копией.
Голос Джека сорвался, но он схватил меня за руку и воскликнул:
– Мужайся, Алек.
На следующее утро он отправился в Эпт, чтобы выполнить распоряжение нашего покойного друга.
В тот же вечер я взял ключи и вошел в дом, который так хорошо знал. Внутри было все прибрано, но тишина вокруг пугала. Хотя я дважды подходил к двери комнаты с мраморным бассейном, я не смог заставить себя войти. Это было выше моих сил. Я прошел в курительную и сел перед спинетом. На клавишах лежал маленький кружевной платочек… У меня перехватило дыхание, и я отвернулся. Было ясно, что остаться в доме я не смогу, поэтому я запер все двери, все окна, трехстворчатые парадные ворота и калитку в задней части сада и ушел. На следующее утро Элсид собрал мой дорожный саквояж, и я, оставив его присматривать за квартирой, отправился на «Восточном экспрессе» в Константинополь. В течение двух лет, пока я странствовал на Востоке, мы постоянно переписывались с Джеком. Поначалу в наших письмах мы ни разу не упоминали ни Женевьеву, ни Бориса, но постепенно их имена стали возникать на исписанных нашим почерком страницах, словно бы из небытия. Мне особенно запомнился один отрывок из письма Джека, пришедшего в ответ на мое послание:
«Твой рассказ меня не на шутку взволновал. Ты утверждаешь, что Борис навестил тебя во время твоей болезни, что он склонился над тобой, что ты почувствовал его прикосновение, услышал его голос. Этого не могло быть, потому что к тому времени он две недели как был мертв. Я твержу себе, что это был лишь твой сон или бред, но такое объяснение не удовлетворит ни тебя, ни меня».