Ювенилия Дюбуа - страница 144

Шрифт
Интервал


Он думает обо всём этом, склонив голову над телом мученицы. На лице появляется два ручья слёз из его понимающих глаз. Слышится «кап», а затем «кап-кап». Его слёзы сострадания попадают на тушку. Эти капли впитываются, вбирая в себя остатки существа, а под жаром софитов и вовсе начинают шипеть, разрывать тело, превращая каждый маленький фрагмент в живых бабочек разного цвета.

Мгновение.

Завораживающий тайфун нежной красоты взмывает вверх, проламывая душную бетонную крепость, и с тихим наслаждением каждая бабочка улетает проживать свой единственный день. Она проживёт его без знаний, без осознания, без стыда и без страха. Каждая она ни на секунду не задумывается о том, что кто-то живёт и два, и три дня, и сто лет. Бабочка не будет считать минут и не будет ждать, когда малейшее обстоятельство убьёт её. Для каждой неё «сейчас» будет единственным ориентиром, в котором скрыта та самая вечность.


Духота начинает испаряться под натиском открывшейся прохлады. Дождь беспощадно заливается в образовавшуюся дыру. Частицы его солоноваты, что и его слёзы, накопившие груз за годы молчания. Теперь же выходит грязь нетерпеливо, без стыда. Вода по пояс. По грудь. Ноги отрываются от пола. Он уже на плаву. Всё ждёт, когда представится возможность выпорхнуть в щель к видимому небу на свободу, укутавшись в собственную вуаль и теплоту суждений. Раз, два, три. Толчок! Тело его на крыше. Омытое, окрещённое по своим правилам, да благословлённое тем же непонятным языком. Он не знает, как теперь называть себя. Ни одно имя не подходит, поэтому он, со всей своей приобретённой скромностью; приобретённым даром, начинает именовать себя ЧЕЛОВЕКОМ. И пусть привычный свет его видит в противоречии. Пусть. Отражение. Отпечаток на рыхлой земле. Но и у тени есть свой характер, своё настроение и желания, когда она наедине с собой и в своих снах претерпевает (как и солнце) постоянные реакции распада, а затем восстановления, не забывая при этом дарить живому лучи прошлого.

Вот он, человек. Стоит на кирпичной горе, смотрит на панораму. Его глазам теперь открыта линейная стена всех четырёх направлений: высота, ширина, глубина и душа (так люди называют сложившееся культурное воспитание своего поведения в предполагаемых нормах). Человек особенно обращает внимание на последнее направление. Он видит, душа начала гнить. Точнее, она изначально двигалась не в ту сторону, которая мерещится человеку с его Олимпа. Теперь с каждым мгновением, с каждым словом всё больше это движение уводит несчастных в неправильную сторону невежества, а оно, в свою очередь, начинает формировать невежество общественное.