Его музыка ударила её по солнечному сплетению. Это была не просто соната – это был рассказ о падении и подъёме, высеченный одной рукой. Левой. Там, где другие композиторы ставили мощные аккорды, Айдаров находил обходные пути – хитрые арпеджио, неожиданные пассажи, будто доказывая: ограничения создают новый язык.
После выступления Ирина Валерьевна задержала его:
– Где вы учились… так слышать?
Парень улыбнулся:
– В автобусе №107. После аварии ездил на реабилитацию через весь город. Там и сочинял – в голове.
Вечером, вернувшись в гостиницу, она долго стояла под душем, пока вода не стала ледяной. Потом села за стол и вынула из папки письмо из Петербурга – предложение возглавить кафедру композиции. Престижно. Надежно. Окончательно.
На рассвете её разбудил телефон. Оля, взволнованная:
– Мам, тут звонят из филармонии… твои "Этюды" включили в программу гастролей. Но нужно срочно решать…
Голос дочери прервался. Ирина Валерьевна смотрела в окно, где за стеклом медленно розовели снежные вершины.
– Скажи, что я дам ответ по возвращении.
Она положила трубку, открыла чемодан. Под стопкой белья лежала начатая партитура – та самая, от которой неделю отворачивалась. Достала, развернула. Взяла карандаш.
И вдруг резко перечеркнула первые две страницы. Неправильно. Не так.
За окном запел первый трамвай, скрипя на повороте. Ирина Валерьевна прислушалась к этому звуку – фальшивому, живому – и начала записывать заново.