Вечером, когда Оля заснула, Ирина Валерьевна всё же подошла к роялю. Не играть – просто посидеть. Крышка была закрыта, на ней лежала партитура с пометкой «Бишкек, конкурс молодых композиторов». Её пригласили в жюри. Ещё месяц назад это обрадовало бы.
Она провела пальцами по пыльной поверхности инструмента. В голове вертелся обрывок фразы Григорьева: «Настоящий художник должен молчать, когда ему нечего сказать».
Но страшнее всего было осознать – ей есть что сказать. Только теперь звуки приходили обрывками, как сигналы из глухого эфира: диссонансы уличных драк, пульсирующий ритм заводских гудков, плач скрипки за стеной (соседка-вдова снова пила).
Она попыталась записать это – лист за листом летел в корзину. Ноты лгали. Бумага не передавала того хаоса, что звенел в ушах.
В три часа ночи её разбудил звонок. Незнакомый голос на другом конце провода сказал:
– Вашу музыку используют на митинге. Передали в записи. Вы знали?
– Что?
– «Осенние этюды». Третью часть. Под неё читали стихи…
Она бросила трубку.
Утром на тротуаре перед домом кто-то вывел мелом нотный стан. Пустой. Без нот. Ирина Валерьевна стояла над ним, пока дождь не смыл первые три линейки.
В кармане халата нащупала приглашение из Бишкека. Самолёт – через двое суток.
Она вернулась в квартиру, села за рояль. Впервые за неделю подняла крышку. Играть не стала. Просто положила руки на клавиши, почувствовав под пальцами холодную слоновую кость.
Где-то внизу завелась машина, набирая обороты. Двигатель ревел фальшиво, не попадая в тональность.
Фермата – пауза, которую можно продлевать, но за которой обязательно должно быть продолжение.
Глава 6. Переложение для левой руки
Бишкек встретил её запахом тополиных почек и раскалённым асфальтом. Ирина Валерьевна шла по улице, где каждый второй вывесочный кронштейн висел криво, а в канавах журчала талая вода с гор.
В гостиничном номере на столе лежала программа конкурса. Завтра – прослушивания. Послезавтра – её мастер-класс. Она машинально перебирала страницы, пока взгляд не зацепился за фамилию в списке участников: "Айдаров, Нурлан. Консерватория им. Чайковского. Соната для фортепиано левой рукой".
На следующий день в переполненном классе консерватории она узнала его сразу – высокий парень с неестественно прижатым к боку правым рукавом. Когда он сел за рояль, в зале наступила та особая тишина, которая бывает только перед чем-то важным.