Его больше не было.
– Вы стали машиной, – сказала она. – А машины не спрашивают, зачем. Только – как.
Он не ответил. Только наклонил голову. Как будто искал, в каком контексте обработать её слова.
Позже, в своих покоях, Михира открыла скрытую нишу за ритуальной стеной. Там – свитки. Коды. Отчёты Дома Писцов. И главное – упоминание.
«Четвёртый Контур.
Энергия без жертв.
Поток, в котором сердце заменяет прану.
Связь, а не управление.»
Свиток был неполный. Прожжённый на краях. Но даже обрывки – сияли смыслом.
Она провела пальцем по строкам. Бумага дрожала под её рукой. Не от сквозняка. От сопричастности.
Ночью Падмасара выглядела иначе. Без солнца – как лишённая смысла структура. Башни – мёртвые. Свет – не греющий. Только вибрации чакр напоминали, что Империя жива.
На балконе она смотрела вниз. На четвёртый кастовый уровень. Там, где дети таскали железо, а женщины стояли по колено в пыли. Там, где Искра – роскошь. Где мантры не звучат, а вытираются тряпкой со станков.
Она прошептала:
– Мы построили мир из формул.
Но забыли, что формула без души – это клетка.
Утром она покинула дворец.
Без кортежа. Без знамен. Без разрешения.
Путь – вниз. К тем, кого Империя не видит.
К тем, кто держит её на своих костях.
ГЛАВА II
Песок и кровь
Суджарна начиналась не с городских врат, не с табличек, не с вышек наблюдения. Она начиналась с пыли. Пыли, которую нельзя было смыть. Пыли, въевшейся в кожу, лёгкие, в язык. Красно-охристая, с металлическим привкусом, она была везде – в складках одежды, в изгибах пальцев, между зубами, в словах, которые люди там не договаривали.
Михира чувствовала эту пыль сразу, как только покинула пределы купольной зоны Падмасары. Она ещё была на борту служебного двипа, когда воздух изменился. Стал более вязким, электризованным, тяжёлым. Тёплый – не от солнца, а от самой земли, которая будто выдыхала горячий страх.
Путь занял больше четырёх часов. Без кортежа. Без знамён. Без титулов. Только она и охранник – человек в маске из тусклой бронзы с неразличимыми чертами лица. Он не задавал вопросов. И это было хорошо.
Михира смотрела в иллюминатор. Ландшафт менялся медленно: сначала исчезали купола солнечных ловушек, затем редели храмы, потом терялись следы агни-каналов. Мир становился голым, как кожа без крови. Только песок. Только трубы. Только испарения, скрывающие горизонт.