Он прижал игрушку к губам.
Потом резко отбросил.
В этот момент раздался стук в дверь.
Он не удивился. Он знал, кто это.
И знал, что она не позвонит заранее.
Она никогда не звонила заранее.
Он открыл. И увидел Зои.
Та самая женщина, которая ответила на звонок. Бывший судебный психолог.
Когда-то она вытащила его с той грани, где не живут. А потом исчезла.
Теперь стояла перед ним, как будто не прошло четырнадцать месяцев.
– Я сказала, что приеду, – просто сказала она.
– Ты вовремя. У меня снова сны.
– Это не сны.
Она вошла. Поставила зонт. Сняла мокрую куртку. В её глазах не было
сострадания. Только ровный, профессиональный холод – как у хирурга, который знает, где будет резать.
– Рассказывай, – сказала она. – С чего началось?
– Ты не читаешь новости?
– Я читаю твои глаза. Это всегда точнее.
Он рассказал. Про тело. Про позу. Про зеркало. Про надпись. Про шрам на
внутренней стороне бедра – тот же, что был у «первой». Про то, что губы
зашиты ниткой – и не просто так, а так, как он видел однажды у той, что
умерла в 2006-м. Тогда дело списали на ритуальное. Но он знал: это не
ритуал. Это – повтор. Почерк. Стиль. Зов.
– Он говорит с тобой, – тихо сказала она. – Это не послание полиции. Это
ты – его зритель.
– Я боюсь, Зои, – впервые за долгое время он это произнёс вслух. – Не
убийцы. Себя. Я боюсь, что всё это – я.
Она медленно подошла. Взяла его за запястье, приложила к своей шее.
– Чувствуешь пульс?
Он кивнул.
– Ты жив. А значит – ещё не чудовище.
Ночью он снова видел её.
Ту самую.
С зеркалом. С вырезанным символом на животе.
Она смотрела на него. Не укором. Просьбой.
«Не дай ему сделать это снова».
Он проснулся в поту.
За окном гремел гром.
Он встал, подошёл к шкафу, достал папку. Та, что была закрыта.
Неофициальная. С надписью от руки: “UNDECLARED”.
На первой странице – фото.
Тело. 2005 год. Тот же шрам. Та же надпись.
Но дело не было заведено.
Он вспомнил, как тогда сказал себе: это совпадение.
И как потом годами молчал. Теперь он знал: он часть этой истории. Вопрос
только один – жертва он… или соучастник?
ГЛАВА 2
Тейтум не любил архивы.
В них пахло так, как в гробах должны пахнуть воспоминания: пыльно, медно, по-человечески.
В особом отделе департамента стояли шкафы с делами, которые не имели
права существовать. Они не были закрыты, но и не открывались. Они были