Было ещё какое-то воспоминание, смутные обрывки, которые он не мог ухватить и осмыслить. Что-то связанное с зеркалом, какая-то детская игра. Зорге помотал головой. Его французская туалетная вода пахнет слишком сильно. Кажется, человек с тонким обонянием сможет найти его след. Зорге снова покрутил головой. Тишина, только шумит тайга. Зорге знал, что если пройти прямо и выйти из лагеря, через несколько сот метров можно выйти на берег реки, где когда-то был пляж. Река не даст никаких преимуществ, для плавания слишком холодно, а лодку в безлюдном месте не раздобыть.
Опять начала кричать птица, на этот раз другая с неприятным и каким-то истошным голосом. Зорге только сейчас понял, что мог встретить в лесу и медведя, и волка, но это не вызвало у него никакого страха. Он был бы рад встретиться с пятью волками или медведями, чем с теми, кто сейчас идёт по его следу.
В тишине было что-то пугающее своей неизвестностью, тревожное ожидание и липкий холодный страх. Зорге вернулся на дорогу, согнувшись, стал пробираться к выходу из лагеря. Ему пришлось обогнуть стадион, на утрамбованном поле которого не росли деревья и кусты. С другой стороны поля ржавые остатки турников, стенок и брусьев гимнастического городка напоминали инструменты изощрённых пыток. По пути Зорге пытался припомнить название этого лагеря, но память отказывалась повиноваться. Родители Зорге работали на заводе, выпускавшем штепсельные разъёмы для авиационной промышленности, но этот лагерь заводу не принадлежал. Заводской лагерь Зорге помнил очень хорошо, он назывался «Буревестник» и там он бывал часто, а здесь только раз. Он прошёл мимо на удивление хорошо сохранившегося медпункта, в спутанной мёрзлой траве блеснули осколки зеркала, и Зорге снова испытал тревожное предчувствие, смутное узнавание, как человек, очнувшийся от ночного кошмара, но не помнящий, в чём же заключался весь ужас. Подспудное воспоминание как-то было связано с зеркалом, но сейчас не было времени об этом думать. Зорге снова посмотрел на часы, но прошло лишь чуть больше часа с тех пор, как их машину обстреляли по дороге в город. Подступало время обеда, но Зорге вместо чувства голода испытал мучительное желание помочиться. Он отошёл к стене медпункта и стал спиной к дороге, хотя никто его здесь увидеть не мог. Страх мешал полностью расслабиться, и Зорге справлял нужду очень долго, терзаясь собственной беспомощностью. Казалось, журчание разносится на километры вокруг, и жидкость всё никак не закончится, как будто внутри него скрывался резервуар на несколько тонн. У него было время как следует рассмотреть серую, покрытую трещинами стену, а потом перевести взгляд на разбитое окно. За покрытыми грязью остатками стекла Зорге рассмотрел угол белого шкафа и кусочек пола, на котором были разбросаны какие-то бумаги. Он застегнул брюки и поймал взглядом своё отражение в самом большом осколке. Волосы растрепались, на щеке царапина, которой он не чувствовал. Страх делает с человеком страшные вещи. В глаза себе он так и не взглянул. Зорге перевёл взгляд за стекло, силясь рассмотреть больше деталей.