Оказавшись внутри Зорге почувствовал себя в большей безопасности, чем снаружи. Он брезгливо принюхался, ожидая учуять застарелую вонь, но никакого неприятного запаха не было. Он не помнил, бывал ли здесь в детстве, но вся обстановка была знакома. Выложенные белым кафелем стены, потолок с отслоившейся побелкой, три потрескавшиеся открытые двери. На стенах плакаты, призывающие чистить зубы, мыть руки и заниматься физкультурой. Физкультуры на сегодня ему уже хватило, лёгкие ещё немного покалывало при глубоких вдохах. Левая дверь вела в туалет, средняя в кабинет, в котором из рассохшихся шкафов свешивались жёлто-серые бумажные листы. Зорге пошёл в правую дверь, где сквозь слой пыли ещё блестел угол хромированного процедурного стола.
Окно, выходящее на задворки лагеря, было цело, и свозь заросли кустов снаружи проникало достаточно анемичного осеннего света. На стенах тоже висели медицинские плакаты, на этот раз изображавшие технику оказания первой медицинской помощи и основы реанимации. Кажется, стены до сих пор хранили стойкий больничный запах. На вешалке в углу ещё висел порыжевший от времени халат. У окна стояло стоматологическое кресло, накрытое пожелтевшей от времени плёнкой. Стоматология Зорге не интересовала, а вот хирургия пришлась бы кстати. Стеллаж и шкаф были целы, но пусты и покрыты пылью. По стене до самого пола сбегала ровная трещина, как будто прочерченная рейсфедером, проходящая точно между двух пожелтевших розеток, над которыми ещё сохранились красные цифры с обозначением номинала напряжения. Трещина упиралась в стол, который так часто красили белой масляной краской, что время не смогло нанести ему никакого урона, кроме слоя грязи. Зорге подёргал ручки ящиков, но ни один не открылся. Внутри что-то глухо звякнуло. Зорге обвёл комнату глазами в поисках чего-нибудь тяжёлого. Самыми тяжёлыми, безусловно, были его мысли. Взгляд его остановился на вешалке, основанием которой служил массивный диск сантиметров тридцати в диаметре. Зорге брезгливо двумя пальцами сбросил на пол халат и взял вешалку двумя руками, как дубину, удивившись её весу. Немцы, наверное, сделали бы из такого же количества металла пять вешалок и три канистры. Приятно было ощутить в руках настоящую опасную тяжесть. Размахнувшись, как путеец, забивающий костыль в шпалу, Зорге нанёс сокрушительный удар по верхнему ящику. Он немного задел вешалкой стену, но у ящика всё равно не было шансов. Дерево взвизгнуло и раскололось. Зорге ударил ещё два несильных удара, чтобы стол больше не вздумал сопротивляться. Закончив, он отбросил вешалку, как штангист низвергает штангу, установив мировой рекорд. Из сломанного ящика со звоном просыпалось какое-то разбитое стекло. Зорге выдвинул первый ящик, в котором не было ничего кроме осколков, жёлтых бумаг, старого штемпеля и массивного дырокола. Во втором ящике были тоже бумаги с расплывшимися лиловыми печатям, а в третьем оказалось то, что он искал – завёрнутый в потрескавшийся чехол из рыжего дерматина набор хирургических инструментов. Зорге развернул на столе находку, испытывая чувство, как ребёнок, распаковывающий найденный под новогодней ёлкой подарок.