– Сегодня новый, – сказала Керн. – Мужчина, сорок четыре года. Жаловался на «провалы», чувство падения, невозможность проснуться.
– Фон?
– Инженер. Развелся год назад. Спит на левом боку, засыпает тяжело.
Я отметил про себя: левый бок – защита сердца. Мелочь, но мозг такие штуки подмечает.
Мы зашли в комнату наблюдения. Мониторы: ЭЭГ, пульс, дыхание. Серые линии. Всё ровно. Всё чисто. И всё же… внутри – пусто. Не в смысле профессии. Наука, пациенты, протоколы – всё это имеет смысл. Но я сам… как будто стал сторонним наблюдателем. Не врачом. Не мужчиной. Не кем-то живым.
Как будто умер не только кто-то рядом. Как будто во сне исчез и я.
Я вспомнил то утро. Катя не проснулась.
Я звал её. Сначала тихо. Потом громче. Тряс за плечи. А потом – телефон, гудки, скорая, шаги… Но не её голос.
Эксперты сказали: «Остановка сердца». Без причин. Без следов. Без диагноза. Ирония в том, что я всю жизнь лечил людей от бессонницы, сонных параличей, апноэ…
А она просто ушла во сне. Рядом. Пока я спал.
– Ты с нами? – спросила Керн.
Я кивнул.
– Да. Просто задумался.
Она кивнула в ответ. Больше слов не понадобилось. Мы привыкли к молчанию. Здесь, в отделении, оно значит больше, чем любые разговоры. Здесь важнее смотреть, чем слушать.
Я сел в кресло и уставился на пульсирующую линию на экране. В какой-то момент она совпала с моим сердцебиением. И я подумал: может, это и есть сон. Просто очень длинный. Просто затянувшийся. Может, я ещё не проснулся с той ночи.
Но нет. Это – реальность. Просто теперь в ней нет её.
День закончился, как всегда: тусклый свет, отчёты, короткие фразы. В клинике, как и во сне, время течёт странно. Иногда сложно сказать – прошло полчаса или целый месяц.
Глава 2
Я проснулся раньше будильника. Снова.
Сквозь щель между шторами пробивался тусклый утренний свет, и вся комната казалась выцветшей фотографией. Тишина. Неприятная, липкая – как в музее перед открытием.
С постели поднялся не сразу. Пальцы сжались в простыню. Она была холодная, почти влажная – хотя в комнате было тепло. Иногда мне кажется, будто это не я просыпаюсь, а кто-то во мне. Я просто позволяю телу двигаться, а сам остаюсь где-то глубже. Ниже уровня поверхности.
На кухне – крепкий кофе. Без сахара, как всегда. Горький, обволакивающий, терпкий, как привычка. Я пил и смотрел в окно. Небо было мутным, бесформенным. Ни птиц, ни облаков. И вдруг поймал себя на мысли: а точно ли я проснулся?