Дверь в спальню открывается, и заходит Агриппина Павловна. Она спотыкается из-за темноты, едва слышно цокает, затем ставит поднос на журнальный столик и распахивает занавески. Противный солнечный свет неприятно ударяет по глазам, заставляя меня щуриться. Я морщусь, издав короткий вздох.
– Вам не надоело? – устало спрашивает Агриппина Павловна. Она следит за порядком в доме, и именно благодаря ей тут сохраняется хоть какое-то подобие уюта.
– Нет.
– Вы не выходите из комнаты уже вторую неделю, хотите, чтобы кости атрофировались? – Она садится на край кровати и скидывает с меня одеяло. Мой взгляд цепляется за противный гипс, который должны снять завтра. Наконец-то! Жизнь с ним превратилась в пытку.
– Мама не вернулась? – опустив ноги на пол, я беру с пуфика халат и накидываю его на плечи.
– От нее не было вестей, – по глазам вижу, что она врет. Видимо, вести были, но не для меня. Не понимаю! Я отказываюсь понимать ее. Перелом – травма, может, и серьезная, да только не вечная, мы можем снова попытаться покорить сцену. Это вопрос времени, когда я стану примой. Неужели она готова списать меня со счетов так быстро?
– Вам нужно поесть, – Агриппина Павловна протягивает мне смузи, любезно улыбаясь. Ей плевать. На меня уж точно. В этом доме я абсолютно ненужный элемент.
– Не хочу.
– Вы совсем осунулись, это плохо.
– Для кого? – взяв костыли, я шагаю в сторону ванной. И по какой-то проклятой воле судьбы неожиданно натыкаюсь на проходящего по коридору Глеба. Он останавливается, распахивает шире дверь и пересекает порог комнаты, хотя до этого ни разу не заходил ко мне даже поглумиться.
Я окидываю его быстрым взглядом. Короткие кофейный волосы как всегда идеально уложены, виски выбриты, а пробор оставлен ближе к правой стороне – похоже, недавно обновил стрижку.
– Не знал, что ты здесь, – с каким-то удивлением говорит он, закатывая рукава пиджака, из-под которого виднеется белая футболка поло.
– Дарья не покидает комнату уже вторую неделю, – зачем-то вмешивается Агриппина Павловна.
– Решила сдохнуть? – он склоняет голову, пристально рассматривая меня. Его взгляд всегда ощущается как нечто обжигающее, заставляет волоски на всем теле колыхаться. Я до конца не уверена, что это за ощущение, но оно появилось еще в детстве.
Отворачиваюсь, решив промолчать. У меня нет сил противостоять ему, по крайней мере, сейчас. Вчера я увидела в соцсетях, что наши девочки уже прошли итоговую аттестацию, и с тремя подписали контракты. Возможность стать Одеттой в этом году, скорее всего, упущена. Мозгами я понимаю происходящее, но сердце не готово принять реальность. Реальность, в которой для заживления травмы требуется не меньше месяца, и приходится опираться на проклятые костыли, а не парить лебедем по сцене.