ему эвакуировать несколько фунтов, пока весь дом не сгорел дотла.
– Ладно, – сказал Халлек. Он с готовностью принял это объяснение. Сегодня он взял на работе отгул, и ему вдруг захотелось скорее вернуться домой, сообщить Хайди, что с ним все в порядке, отвести ее наверх и заняться любовью, пока солнечный свет льется в окна их спальни. – Ты меня убедил.
Доктор проводил его до дверей. Халлек мысленно усмехнулся, заметив, что кожа под носом Хьюстона припорошена белым.
– Если будешь и дальше худеть, проведем тебе полное метаболическое обследование, – сказал Хьюстон. – У тебя могло сложиться впечатление, что такое обследование ничего не дает, но иногда очень даже дает. Однако мне кажется, что оно не понадобится. Мне кажется, потеря веса начнет уменьшаться: пять фунтов на этой неделе, три фунта на следующей, один фунт еще через неделю. А потом ты встанешь на весы и увидишь, что набрал фунт-другой.
– Ты меня успокоил. – Халлек крепко пожал Хьюстону руку.
Хьюстон самодовольно улыбнулся, хотя, по сути, ничего толком и не сказал: нет, он не знает, что не так с Халлеком, но нет, это не рак. Вот как-то так.
– Для того мы тут и сидим, Билли, мой мальчик.
Мальчик Билли помчался домой к жене.
– Он сказал, у тебя все в порядке?
Халлек кивнул.
Она крепко его обняла. Ее пышная грудь соблазнительно прижалась к его груди.
– Пойдем наверх?
В ее глазах заплясали озорные огоньки.
– Я смотрю, ты и правду в порядке.
– Даже не сомневайся.
Они поднялись наверх. Секс был феерическим. Едва ли не в последний раз.
Потом Халлек уснул. И увидел сон.
Старый цыган превратился в огромную птицу. В стервятника с гниющим клювом. Он кружил над Фэрвью, роняя из-под крыльев на город зернистый пепел, похожий на хлопья печной сажи.
– Отощаешь, – хрипло каркал цыган-стервятник, пролетая над городским парком, над пабом «Виллидж», над книжным магазином сети «Уолденбукс» на углу Мейн и Девон, над «Эста-Эста», относительно неплохим рестораном итальянской кухни, над почтой, над автозаправкой, над современным стеклянным зданием Городской публичной библиотеки, и наконец улетел прочь, к солончакам и заливу.
Отощаешь. Всего одно слово, но его было достаточно для проклятия. Потому что все в этом богатом и благополучном предместье, все в этом прелестном маленьком городке Новой Англии, словно сошедшем со страниц книг Джона Чивера, все в Фэрвью умирали от голода.