Он метнулся вперёд, но тьма разрослась, как чёрный цветок. Его меч пронзил пустоту, а затем что-то оттолкнуло его с силой, способной сломать кости. Каин врезался в каменную плиту, из груди вырвался хрип. Когда он поднял голову, Лираэль уже была почти полностью окутана чернотой. Только её глаза – серебристый и тёмный – ещё были видны, полные ужаса и осознания.
– Это не твоя битва, Каин… – её голос прозвучал не изо рта, а из самой тени. – Он… нашёл меня…
Каин встал, дрожа, сжав клинок так, что костяшки побелели.
– Кто?
Но в этот момент всё рухнуло. Вспышка тьмы разорвала воздух, тень схлопнулась внутрь, как воронка, и Лираэль исчезла.
Осталась лишь чёрная метка на земле – зловещий узор, напоминающий знак Теневого Совета, только искажённый, наполненный первородной энергией. Каин подступил к нему. Ветер завыл сквозь расселину, словно смеялись тысячи глоток.
И среди них один голос, который он узнал бы среди миллионов. Эхо Голоса Бездны:
– Призрак вернётся… только когда охотник принесёт жертву.
Каин сжал зубы. Он чувствовал, как внутри него Эхо пыталось восстать, ответить. Но он подавил его.
– Я найду её, – прошептал он. – И если ты встанешь между нами – я разорву саму тьму.
Он не заметил, что за его спиной каменная стела в Долине сменила имя. Теперь на ней было написано:
"Лираэль. Та, кто шагнула вглубь себя. Та, кого больше не помнит свет."
Теперь Каин был один. Но путь продолжался.
Не зная что делать он двинулся по тропе через большой лес. Пройдя так какое то время он увидел свет в дали и построения. Это была какая то деревня…
Деревня называлась Крест-Ливень. Название было странным, но подходящим: ливни здесь шли почти каждый день, и единственная дорога вела к перекрещенным деревянным аркам, обвитым мхом и обрывками молитвенных лент. Словно время здесь шло по кругу – медленно, вязко, безысходно.
Каин вошёл в трактир, отряхивая с плаща дождевую воду. Воздух внутри был насыщен дымом, кислым пивом и усталостью. Люди смотрели на него вскользь – не с враждебностью, а с той осторожной настороженностью, которую хранят в отношении любого, кто носит оружие с такой уверенностью.
Он сел за стол в углу и заказал пива – не потому что жаждал вкуса, а потому что хотел хоть ненадолго раствориться в чём-то обыденном. Мгновение – и кружка появилась перед ним, пенясь по краям, теплая, тяжёлая, как забвение. Он сделал глоток. Пиво было горьким, в нём было больше боли, чем хмеля. Как и в этой деревне.