И что же? А, пожалуйста!
Валяюсь возле скамеечки. С открытым ртом и выпученными глазами.
По непонятной для меня причине пятка левой ноги оказалась на скамье. И я отчётливо видела левую кроссовку с лопнувшим шнурком и задранные левую штанину и полы удлинённой ветровки.
Я повела глазами. Со стороны берега озера никого нет, даже рыбаков. Справа вдали детская площадка. На ней тоже пусто. И это понятно. Родители ещё не собрали ребятню из детских садов.
Слева скамья с ажурной спинкой, по которой вальяжно перебирал лапками Он. То есть черная крупная птица с крепким клювом. Чёрная птица передвигалась как модель на подиуме. Лапа, или нога, выносилась вперёд и ставилась четко перед другой лапой, или ногой. Хвост при этом ритмично двигался вправо-влево.
–Аха-хах-аха-хар-р-р-кар-р-р! Ошар-р-рашились? Пер-р-репугались, судар-р-рыня? Что, гр-р-ражданочка, пр-р-рисели отдохнуть?
“Скорее прилегла! Ой, что это я с птицей разговариваю. Так! Спокойно! Главное это дышать медленно на счёт 5 через нос, а выдыхать на счёт 10 через рот. Спокойно. Дыши. Дыши. Я знала, что мой диагноз далёк от оптимизма. Но не до такой же степени!”
И тут с моим сознанием что-то произошло. Потому как окружающее исчезло. И реактивным самолётом пронеслись воспоминания о моей болезни.
Зима, гололёд, госпиталь за городом. За окнами высоченные, припорошенные снегом ели.
–Ой! Запеканочка!
Это были мои первые слова после наркоза, на которые сестра-хозяйка решительно заявила:
–Раненым запеканка не положена!
Сравнение с раненым немного скрашивало действительность. А в пластиковом судочке под прозрачной крышкой, как в витрине музея провинциальной кулинарии, покоилось нечто, что имело наглость не быть запеканкой. Нет, формально, оно занимало тот же объем, и даже умудрялось испускать легкий, почти призрачный аромат, намекающий на молочные продукты, но на этом сходство заканчивалось. Это было скорее заявление, концептуальное искусство в мире обеденных перерывов.
Цвет заслуживал отдельной оды. Это был оттенок бежевого, настолько блеклый и унылый, что он мог бы с успехом использоваться для покраски стен в налоговой инспекции. В текстуре угадывались некие фракции, чье происхождение оставалось загадкой. Ложечка, коварно поблескивающая в свете больничной лампы, манила меня в мир кулинарных приключений. С каждой секундой я все больше убеждалась, что передо мной не просто еда, а философский трактат о бренности бытия, замаскированный под обед. Ирония судьбы заключалась в том, что желудок, в отличие от разума, требовал простых и понятных решений, а эта… субстанция явно не собиралась упрощать мою жизнь.