Профиль польки - страница 16

Шрифт
Интервал


одни на всех, с отливом старой жести.
Вертлявой белке: – Тише, провода!
Под взглядом и твоим и объектива
уже не приземлиться никогда,
и всё сильнее манит перспектива,
прямая линия, изгиб и светотень
сужающихся арок и проёмов,
в зрачках кошачьих утренняя лень
переплелась с ажурностью балконов.
Желанье наблюдать: – Лоскут – замри!
Мир стоит не сочувствия, но взгляда,
глаз, объектива: – Облака, смотри! —
покуда жизнь не втиснулась в ограду.
Чем дальше, тем отчетливей: судьба
есть то, что выбираешь добровольно.
Стремится под знамёна голытьба,
а мы в себя уходим, нам довольно.

«Национальные традиции гнетут…»

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ Саше Клюкину

Национальные традиции гнетут,
их соблюдение для печени опасно,
но есть свои, которые прекрасны
не только тем, что очень много пьют.
Как каждый год природа ждёт весну,
меняя зябкий день на полдень жаркий,
так мы, прижавши скромные подарки,
идём на День рожденья к Клюкину.
Пока идём, беседуем о том,
что в постоянстве есть намек на вечность.
– А если, скажем, – начинает он,
забыв про мою детскую беспечность:
– я предложил бы побывать в Клину,
или умчаться в древнюю Элладу?
– Конечно, нам туда бы тоже надо,
но мы на День рожденья к Клюкину.
– А если мы окажемся в плену
cвоих болячек, старых или новых?
– Не задавай вопросов бестолковых,
ползем на День рожденья к Клюкину.
– А если я когда-нибудь усну
тем сном, откуда нет уже исхода?
– Я и тогда припомню время года,
когда ходили в гости к Клюкину.
Вот этим-то она и хороша,
традиция не общая, а наша.
Круг избранных, а в середине Саша,
главенствуй, неспокойная душа.
День твой сегодня – рюмочку плесни,
Продолжишь завтра ропот и сомненья.
Вы, верно, ждёте рифму «в День рожденья»?
Как там у Пушкина… ну да, да, да, возьми!

Перечитывая позднего Бунина

Ученичество – это повод,
тонкий щит от дурной молвы,
голод творчества – тоже голод,
но страшней голод поздней любви.
Острой бритвой полоска света,
ученица, в ночи застыв,
ждёт мужчину, а не поэта,
но поэт, отболев, отлюбив,
всё опишет: и как смотрела
без стесненья в окно луна,
и как жгло молодое тело
в лунном мареве, как бледна
была тонкая кисть… в колени
принимала горящий лоб,
и сплетались, слипались тени,
сладострастия бил озноб.
А потом, разбирая строчки,
и в обиде – восхищена!
От отсутствия многоточий
будет плакать его жена.
Ученица с другой – вся пошлость
мира, треснувшего к чертям!