Профиль польки - страница 34

Шрифт
Интервал



                                      * * *

Часто думаю об условности фотографии. В живописи эта условность тоже есть, но там её создаёт сам художник, визуальное изображение изначально придумано. Фотография же уникальна тем, что в ней фотофиксация события может придавать ему совершенно иной смысл. Фотография, как ничто другое, – это двуликий Янус, где одна сторона – слепок с реальности, а вторая – большой обман. Разница между событием и отпечатком этого события на снимке порой как разница между моськой и слоном.

                                      * * *

О чёрно-белой фотографии. Что остаётся от пейзажа, лишённого цвета? Быть может, только линии, пятна, какой-то первичный хаос, взгляд дальтоника или собаки. В любом случае нечто иное.

                                      * * *

Иногда хочется снять что-то натюрмортное или даже сюжетное, у старого окна, где широкий подоконник и рамы с облупившейся краской, толстые такие чешуйки, сколько раз тебя красили и перекрашивали, скажи, окно? И чтобы не особо чисто, и паутина лёгкая, и луч солнца, зацепившись за ошкурки краски, подсвечивает подоконник, и утварь потёртая, простая, непритязательный стакан с розой, раковина, пара книг, всё как бы случайно подсмотренное фотографом, вот как стояло, так и снял. Как у Судека, например. Но все предметы давно разобраны алкающими того же: яйца, чёрный хлеб, вилки и ножи, целая и битая посуда, кривые перцы и морковки-мутантки, яблоки и виноград, и мятые кастрюли, и разношенные ботинки, и трёхлитровые банки с чем-то плавающим внутри. А селёдка? Боже, сколько тонн селёдки и прочего рыбного пошло на стол фотографам. И как тут не повториться? А ведь ещё этот божественный свет Судека надо где-то раздобыть.

Или вот взять и пойти, как Диана Арбус, туда, где бродят маргиналы и отвергнутые обществом личности, где уродство – это норма жизни и даже стиль, снимать их долго и тщательно, без отвращения, с болью и состраданием, и ткнуть потом это дно в рожи сытых буржуа – смотрите, здесь тоже жизнь и тоже люди. Но дна поблизости нет, а искать его боязно, и боязно, вдруг не хватит твоего сострадания на них, и отвращение таки захлестнёт душу, и получатся не кричащие портреты, а очередной проект. Не хочется так-то уж.

Или как было бы хорошо оказаться в гуще революционных исторических событий, как Куделка, и снимать поднятые вверх кулаки борцов с оккупантами – но пасаран. Или, стоя на балконе, сфотографировать часы на запястье, с застывшим временем вторжения, а на заднем плане пустой проспект, и всё, и это означает билет в вечность. Но из борцов в ассортименте только феминистки, параллельно верующие и недовольные Трампом. События, как ни крути, никак не эпохальные. Была возможность, да и та мимо: революция в Египте 2011 года случилась спустя неделю после возвращения оттуда, и в архиве теперь навсегда останутся портреты Мубарака, пришпиленные по всем убогим окрестностям. А борцы ещё только ждут эффекта домино, который докатится из Туниса.