– Привет!
Женщина никак не отреагировала. Она молча шагнула к унитазу и отдернула занавеску.
Ах вот оно что! Камера изначально предназначалась для одного человека, но теперь к койке приварили второй этаж, поставили дополнительный стол и бельевой шкаф, а отхожее место отгородили низкой занавеской.
Женщина спустила штаны и шлепнулась на сиденье унитаза. Выражение лица у нее не изменилось, словно она была здесь одна. Табита отвернулась к стенке и натянула на голову одеяло, чтобы ничего не слышать.
Зарокотал слив, из-под крана полилась вода. Табита дождалась, пока соседка закончит умываться, слезла с кровати и принялась за свой туалет. Протерла под мышками, брызнула водой на лицо. Потом натянула выданные холщовые штаны, футболку и толстовку. Сунула ноги в кроссовки.
– Табита, – представилась она.
Соседка поглядела на нее сверху вниз, продолжая расчесывать волосы. Табита отметила, что та на голову выше нее.
– Еще вчера познакомились.
Повисла неловкая пауза.
– А тебя как звать?
– Микаэла. Что, забыла?
Дверь камеры скрипнула и отворилась. На пороге показалась тележка с двумя металлическими сосудами, которую катила худенькая невзрачная женщина.
– Чай, – произнесла Микаэла.
– Чай, – эхом отозвалась Табита.
Женщина наполнила две кружки. Табита открыла свой контейнер с завтраком: пластмассовая миска, ложка, рисовые хлопья, пастеризованное молоко, два кусочка черного хлеба, масло и малиновый джем. Ножа не было, так что масло пришлось намазывать черенком от ложки.
Табита не помнила, когда ела последний раз, и сразу же принялась за еду. Хлеб был суховат, но с чаем нормально. Табита высыпала хлопья в миску и залила молоком. Оно оказалось теплым и чуть кисловатым на вкус. Гадость та еще, но ничего не поделаешь – Табита съела всё и наклонила миску, чтобы допить остатки молока.
Однако есть хотелось все так же.
Табита пристроилась на унитазе, кое-как спрятавшись за низкой занавеской. «Словно животное», – подумалось ей. В глазах плясали огни, в ушах стоял звон. Внезапно ей захотелось изо всех сил приложиться лицом об стену, сделать что-нибудь, что принесло бы ей облегчение, что прекратило бы все это.
Но вместо этого она подтерлась, подтянула штаны, сполоснула руки и снова уселась на койку. Читать было нечего, делать ничего не хотелось. День казался бесформенным и ужасно длинным. Впрочем, книжка бы здесь не помогла. Тогда бы Табита подумала, что это и есть ее нормальная жизнь, а не чудовищная ошибка, которую необходимо срочно исправить и вырваться на волю, домой.