Мебель – в той же гамме: деревянные шкафы, обтянутые тёмно-синей тканью, кое-где потерявшей бархатистость от времени. На стенах – никаких картин, никаких украшений. Только один большой щит с выгравированным символом: восьмиконечная звезда с тонкими лучами, расходящимися наружу. Внутри неё ромб, а в нём в самом центре – крошечная звезда, тонкая и сияющая, будто пульс света, спрятанный под слоями границ и молчания.
Я вдыхаю медленно, пытаясь зацепиться за реальность.
Слишком продуманно для декораций, – фиксирую почти холодно. Убеждаю себя. Это не спектакль. Значит, либо сон, либо… нечто третье. Третье меня пугает.
И вдруг приходит мысль – тихая, как укол: – а где Виктор? Он ведь… он же последовал за мной или нет?
– Слушай… – начинаю и тут же обрываюсь, – Ты не видел мужчину? Высокий, светлые волосы, глаза голубые…. Он… он должен был… – голос садится.
Янгус качает головой, рыжие вихры шевелятся:
– Увы, в лазарет авриал Аластор доставил только тебя. Викторов разных мастей сегодня не завозили.
Он усмехается, прищуривается:
– Этот твой Виктор тоже пустой, как и ты?
Пауза. Слово – как пощёчина. Не от боли, а от неожиданности. Врезается прямо в грудь, как будто он только что сказал: ты никто.
– Пустой? Что это ещё за ярлыки?
– Термин. Силестины – носители Искры, пустые – без неё. Не оскорбление, а биологический факт. Хотя согласен, звучит… так себе.
Я моргаю. Искра. Силестины. Пустые. В голове вспыхивает немой смех – у любого психиатра хватит материала на кафедру.
– Хорошо, предположим, я пустая, – произношу сквозь зубы. – Тогда где я? И что это за место?
Он делает широкий полукруг ладонью – в этом жесте всё: лёгкая насмешка, гордость, театральность:
– Добро пожаловать в Коллегию Стражей, Анна Волевская. Здесь мы общаемся, тренируемся и, раз уж совсем честно, время от времени спасаем мир. Стандартный героический набор.
Он наклоняется чуть ближе, лукаво продолжает:
– А вот почему авриал Аластор принёс тебя – отдельная загадка. Возможно, в нём проснулась страсть к подбору нестандартных кадров, а может, ему просто нравится проверять собственное терпение. Хотя, учитывая твоё умение обращаться с осколками стекла, он явно углядел в тебе что‑то особенное.
Особенное?Да он издевается.
Я смотрю на него в упор и замечаю, что этот тип явно получает удовольствие от всей этой сцены. Глаза блестят, губы дёргаются в усмешке, и я чувствую, как по коже лезет раздражение: всё это слишком странно, слишком быстро, и у всех вокруг свои правила, в которых мне не предложили даже инструкцию для чайников.