– Любопытно. Обычно зрители проходят мимо этой картины очень быстро. Она пугает.
– Это её работа, и у неё, кажется, отлично получается, – замечаю, позволив себе улыбнуться уже по-настоящему.
Он снова чуть склоняет голову, а потом делает шаг в сторону – жест приглашающий, но осторожный, как будто подводит меня ближе не только к полотну, но и к себе.
– Мне всегда нравились истории, которые прячутся за холстами, – говорю, не отводя взгляда от картины. – Иногда они рассказывают гораздо больше, чем сам холст.
– Знаете, вы в этом не одиноки. Люди приходят на выставки не только за визуальным. Им хочется разгадок или наоборот – тайн.
– Тайны здесь точно не в дефиците, – подхватываю, позволяя себе усмешку, – хотя некоторые из них слишком живые для обычной галереи. Мне, например, уже трижды за вечер шепнули, что на этой выставке недавно пропала женщина. Исчезла буквально на глазах у людей. Понятно, что слухи ползут быстро, но когда такой рассказ озвучивают разные люди – и охранник, и журналист, и даже одна старушка с бокалом вина, – начинаешь задумываться, не осталось ли что-то за холстом.
Я не спрашиваю в лоб, просто выворачиваю слух наружу – как бы между прочим, и всё же с прицельной внимательностью. Григорий цепко ловит мой взгляд, будто примеряет мой интерес к собственной правде.
– Вам, наверное, надоело, что на вашу экспозицию приходят не за искусством, а за привидениями? – добавляю, чуть мягче. – Но скажите честно: всё это просто городские легенды… или здесь действительно случилось нечто странное?
Григорий выдыхает чуть глубже, чем раньше, и на лице появляется ироничная тень, будто он не впервые слышит этот сценарий – и уже привык реагировать по шаблону.
– Да, Анна, – признаёт он, почти устало. – Слухи ходят, и что самое забавное, половина здешних знатоков уверены, что это именно я их и запустил. Мол, куда эффективнее любой рекламы, не так ли? Исчезнувшая женщина среди картин – сразу очереди у входа, а журналисты пишут не про искусство, а про мистику. Люди ведь любят загадки больше, чем живопись.
Он чуть пожимает плечами, и я впервые вижу: вся его бравада – скорее защита, чем игра.
– Но знаете… Когда дело доходит до полиции, вся романтика как-то испаряется.
– Полиция вас проверяла? – спрашиваю, стараясь, чтобы в голосе звучала лишь заинтересованность, ни намёка на подозрение.