Но обследование всё расставило по местам.
Глава 2. Приговор.
Неделя проверок. Часовые встречи с психологом, консультации психиатра, невролога, логопеда, дефектолога, энцефалограмма. Оценка по шкале развития (ADOS) – 13 из 20. Прогнозы были неутешительными.
Единственное, что давало хоть какую-то надежду: энцефалограмма показала, что мозг развивается в соответствии с возрастом, никаких признаков эпилепсии не обнаружили. Также специалисты отметили его хорошую память и высокий уровень интеллекта – в тестах он набрал 100 баллов. Но мне тогда было не до цифр. В нашем случае речь шла о классическом, высокофункциональном аутизме. Не о синдроме Аспергера. Не об обобщённом РАС (расстройстве аутистического спектра), как сейчас принято классифицировать. А именно о классическом аутизме, так называемом синдроме Каннера, который рассматривается как заболевание с выраженными поведенческими и неврологическими особенностями.
С точки зрения клинической практики, чем раньше проявляются признаки аутизма, тем, как правило, более тяжёлая форма и глубже поражены коммуникативные и поведенческие функции.
В нашем случае признаки начали проявляться очень рано, моему сыну было 18 месяцев, когда мы попали на обследование. Вроде бы мне следовало радоваться: всё не так уж плохо, мой сын – возможно может стать гением в какой-нибудь области.
Или… нет?
Или просто – робот?
В тот же вечер, после окончательной постановки диагноза, я бессильно листала интернет в поисках хоть каких-то ответов. Мне случайно попался фильм «Человек дождя» – классика, история о человеке с высокофункциональным аутизмом. Я включила. Посмотрела. И после титров просто зависла в тишине. Не могла пошевелиться. Не могла дышать. Просто сидела и смотрела в одну точку.
Это была моя первая настоящая депрессия. Не паника, не истерика, не слёзы —а глухая, вязкая пустота, в которой рушилось всё. Планы. Будущее. Надежды. Я чувствовала, как рушится мой мир.
Несколько дней я была в состоянии полной пустоты. Безысходности. Боли. Я автоматически выполняла домашние дела: кормила, купала, гуляла. Делала всё как будто по инструкции. Тело двигалось – душа молчала. Внутри было ощущение чёрной дыры, в которую всё проваливалось: и надежды, и энергия, и я сама. Я смотрела на своего ребёнка – и не чувствовала ничего, кроме страха. Не за него. За себя. За то, что я не справлюсь. Что не смогу быть той, в ком он нуждается. Что просто… сломаюсь.