– Нет, – буркнул Бокс.
Она пожала плечиком и положила на скамью контрамарку:
– Поступайте по своему усмотрению.
– Как вы посмели?! Какая возмутительная вульгарщина!
Короб так трясло от негодования, что барышня удалилась столь быстро, сколь позволяли высокие каблучки. Цок-цок-цок-цок. На восточном углу театра она приостановилась. Сложив ладони рупором, выкрикнула:
– Дурак!
А после вечернего спектакля ее внезапно похвалил мистер Кляйнеман:
– Шерил, всегда бы так. Непосредственность, энергия! Немедленно поделитесь секретом с остальными.
– К-коробка из-под холодильника.
– Что?
– Я увидела в зале коробку, – повторила мисс Шерил и рассмеялась.
* * *
– Не был я ни на каком спектакле! – возмущался парапел… да, параллелепипед.
– Бы-ыл, – хищно согнувшись и расставив руки, ходила кругами мучительница. – Бы-ыл.
– Не был! Пустите меня немедленно.
– Я ви-идела.
Хозяин короба вздохнул так, что, казалось, картон осел, сделался ниже:
– Вы меня не понимаете.
– Ну-ну, – погладила стенку мисс Шерил. – Больше не буду. Идите.
– Я ведь не вру.
– Идите.
– Правда! Там людей много. Потому я сложил дом и попросил билетера пронести его.
– А вы?
– Не смог. Там люди… много. Мир?
Мисс Шерил представила, как несчастный агорафоб жался в тени колонн, оставшись беззащитным, но дрожь в голосе пересилила:
– Вы меня обидели. Война.
– Дура!
Констебль, вокруг которого они бегали, вновь приветственно касался шлема, меланхолично успокаивая зевак: «Репетируют».
Так и повелось, что мисс Шерил приходила к Уитем-ривер ежедневно. Это могло бы внушить опасения за ее талию. Но сосиски в тесте она отдавала обитателю коробки. Для себя же приносила лишь исписанные листы с ролью да пару яблок. Декламировала и кружилась, останавливаясь лишь для того, чтобы поинтересоваться:
– Ну, как?
Если короб помалкивал, она пинала в стенку. Если не помогало и это, доставала керосиновую зажигалку. Хватало всего пары снопов искр, чтобы из картонных недр бурчали:
– Бесподобно.
– То-то, – заключала мисс Шерил и продолжала представление.
Однажды лед тронулся. Короб стал подавать реплики добровольно. А однажды заметил, приняв через узкое окошечко лакомство:
– Может, пополам?
Личико барышни сделалось серьезным. Она сглотнула слюну и покачала головой:
– Сосиска всецело ваша.
К ее сожалению короб согласился тут же:
– Как скажете.