. Мразь старается заработать за солдатский счёт сержантскую лычку на погоны
[2]. И призывники побаиваются его.
Я выражаю своей физиономией почти искренней восторг при выполнении столь ответственного боевого задания. Как-никак, выше хрена не прыгнешь! И, вроде, это несколько помогает – Каримов будто не замечает меня, уделяя зверское внимание остальным участникам строевой подготовки. Не щадит даже соотечественников! Меня удивило, когда однажды он высказался с характерным акцентом:
– Узбек такая сволач! Будет страшно – залезет на крышу и лестницу уберёт за собой. А ты будыш стаят и умрёшь.
Я принял тогда к сведению его выводы о национальных особенностях. Самое удивительное, его малорослые земляки по-овечьи молчали, не переставая жевать одуряющий насвай[3]. Впрочем, иногда меж собой тихо блеяли: «Жизнь бекова – нас дерут, а нам некого».
Зато «любимчик» всех курсантов продолжал изгаляться:
– Какая девушка вас будет ждать после такой служба с песней? Вы все здесь пидарасы! Якши[4].
На подобные железобетонные аргументы вряд ли возразишь. И мы воспринимаем ушаты грязи на свои маковки почти стоически. Якши – так якши, деваться некуда. Хотя вряд ли хорошо. Но это – цветочки в сравнении с тем, что предстояло вечером в казарме.
Ать-два, ать-два…
* * *
За полчаса до отбоя мы немного передыхаем: умываемся, читаем или пишем домой письма, уединяемся погрустить в сортире, или просто перетереть в курилке делишки за день.
Звучит команда к отбою. Быстро кидаемся к кроватям, быстро скидываем форму (при этом аккуратно складываем её на стуле) и ныряем в казённую постель, где только и можно побыть наедине с собой… Увы, по печальному опыту знаем, наши иллюзии напрасны. Мучения ещё не кончились.
В дверях стоит ефрейтор Каримов с двумя такими же мразями. Он гавкает:
– Отбой! День прошёл!..
Мы от всего сердца – уже привыкая к армейским традициям – гавкаем в ответ:
– И хер с ним!
Однако веки уже сами собой смыкаются. Как бы ни так! «Черпаки» злорадно смеются, один из них ехидно верещит:
– Что, зенки закрываются? Расслабились, салабоны. Подъём! Через минуту выстроиться в коридоре повзводно.
Зашибись…
Преодолевая невероятную тяжесть в теле, одеваемся, бежим на построение. Уже звучит команда «В две шеренги становись!». Тусклое освещение действует угнетающе.
Заходит бочкообразный капитан Мухоедов. Помнится, меня будто по башке трахнули, когда поначалу услышал его фамилию: «В русском языке существуют столь замысловатые, с гурманным привкусом фамилии?». Даже чуть не стошнило. Однако затем услышал от самого офицерика на первом построении, как он похвастался: «Вы – мухи, я – паук, который вас будет жрать! Узнаете, как Родину любить». Мы по наивности не поверили ему. А зря. В последующем убедились: жирная сволочь вполне соответствует тошнотворной фамилии.