Эта история началась под стенами города Дисбурга, в человеческой резервации, где после «Великого вторжения» влачат свое жалкое существование потомки некогда великой расы людей.
Резервации, по официальной версии, были созданы для того, чтобы человечество сохранило свою культуру и самобытность и могло найти собственный путь развития. Официально – нам предоставили жилье, охрану, питание и полную независимость. На деле резервации – жутко перенаселенные человеческие помойки, раскинувшиеся под стенами защищенных городов и служащие кормушкой как для обитающих внутри дэвов, так и для монстров, регулярно забредающих на грязные улочки в поисках пропитания с диких земель. Эпические загоны для скота, в которых покорные овцы живут бок о бок с матерыми хищниками.
За стенами нашей лачуги уже смеркалось. Хмурое осеннее небо было затянуто тучами, грозящими разразиться очередным дождем. Порывистый ветер тоскливо завывал, носясь по узеньким улочкам и заставляя ветхие домишки резервантов трещать по швам и жалобно стонать на все лады. Грязь, сырость и серость окружающей действительности были густо пропитаны угрозой приближающейся зимы. Для местных жителей такая погода уже давно стала предвестником очередного испытания смертью – холода, голода и прорывов монстров.
Унылый пейзаж за окошком скрашивал звук потрескивающих в камине дров, запах душистого мыла, мягкий свет магического светильника и мерный скрежет точильного камня.
Я сушила у камина волосы, рассматривая себя в потемневшем от времени треснувшем зеркале, в кои-то веки наслаждаясь чистотой собственного тела. Увы, позволить себе искупаться я могу не часто: колодец чертовски далеко от нашего дома, а река и того дальше. Но дело даже не в этом, а в том, что не стоит в человейнике светить чистеньким личиком и запахом свежего мяса. Чревато.
Сейчас я блаженствовала еще и потому, что давно засевшее в груди чувство страха от предстоящего сегодня похода отступило, смытое волной истинного удовольствия. И даже угрюмый вид братишки, косящегося на меня исподлобья, не мог испортить мое настроение.
Ник сидел на своем топчане, скрестив по-турецки ноги, и заученными движениями полировал любимую катану. Его белоснежные локоны были, по обыкновению, беспорядочно растрепаны, на скуле красовался радужный синяк, а нос был испачкан чем-то черным. При всем при этом парень вовсе не выглядел нелепо или забавно: прямая спина, жесткий взгляд льдисто-голубых, почти бесцветных глаз, упрямо поджатые тонкие губы и выверенность каждого движения. От него разило силой и профессионализмом, но, наверное, это Мне так казалось.