В детстве для Лиды и ее сестры слова взрослых о том, что родные Гемлы полностью исчезнут были невероятно пугающим, вгоняющим в ужас событием. Как это не будет вечных разговоров у колодца или долгих походов в лес, возвращаясь из которых так приятно улечься на пол прохладной кухни, где всегда царит полумрак. Лежа, заявить маме, что сил двигаться совсем нет и валяться так, пока не спадет жара. Исчахнет их старых дом, яблони, стойко исполняющие роль шалашей для детских игрищ, вечно кривой забор, исчезнет кривобокий мостик у озера и футбольное поле, перестанет гореть свет в окнах школы после зимних каникул, и люди тоже исчезнут. Но сейчас, Лида смотрела на медленно разваливающийся вокруг нее мир и принимала грядущие непоправимые изменения как неизбежность.
Многие коллеги отца, потерявшие работу, собрали вещи, жен, детей, и переехали вслед за лесничеством в Томбу. Поселок находился около мелкой речушки в шестидесяти километрах от Гемлов и в тридцати с небольшим от так называемого центра их округа – Сульозера. Но отец в то время наотрез отказался уезжать, да, собственно, куда должно было подастся семейству Рядовых, не имевших маломальских накоплений, не говоря уже о желание бросить насиженное место. У семьи был крепкий, очень старый дом, которому скоро должно было исполнится три четверти века, отцовская копейка, собиравшая на себе все больше ржавчины с каждым годом, ничуть не двигаясь с места, и неказистое на первый взгляд лакированное пианино.
Пианино, как и все хорошее в скромной обители Рядовых, достала мама. Инструмент выглядел стареньким, похожим на большинство вещи в крошечном поселке, но в нем теплилась жизнь. Под слоем коричного, практически медового дерева, прятались исправно работающие молоточки, звенящие нетерпением струны и желание служить людями. Это желание мама ощутила сразу, как направилась собирать коробки с ненужным барахлом, вывозимым из бывшего дома культуры. В главном зале, похороненное под горой истлевших тряпок и пожелтевшей бумаги, оно и стояло, пыльное, грязное, расстроенное. На следующей неделе пианино уже стояло в комнате девочек, став драгоценным подарком для старшей дочери. Инструмент остался, в отличии от Лены, дорогой сестрёнки, упорхнувшей в неизвестном направлении. Лида до сих пор любила подойти к коричневому инструменту, потрогать немного потрескавшийся лак, открыть крышку и вдохнуть запах фетровых молоточков, которые уже давно не били по клавишам, но от этого они не становились менее простым изобретением.