>Глава 2. Улица забывших себя
Они вышли из трещины, как из тонкой складки сна. Земля под ногами была бледной, как выцветшая фотография. Дома стояли ровными рядами, но у всех – одинаковые двери, одинаковые окна, и даже трещины на фасадах будто были нарисованы по шаблону. Василиса впервые почувствовала: этот Город не просто молчит – он забывает.
– Тут как-то… пусто, – прошептала она.
– Тут как-то «без», – поправил Пухлый. – Без запаха, без вкуса, без… себя.
Они шли по Улице, где не было ни магазинов, ни вывесок. Только люди. Или тени от них. Каждый из прохожих держал табличку. Белую. На ней – крупно выведено: «Ты», «Он», «Она», «Кто-то».
Ни одного имени.
– Почему они так? – спросила Василиса.
– Потому что… забыли? – предположил Пухлый. – Или, может, их заставили. Знаешь, как бывает: сначала тебе говорят, что твоё имя странное. Потом – что оно никому не нужно. А потом – ты сам в это веришь.
Он замолчал. Но не на долго.
– Но я не дам себе забыться! – воскликнул он, доставая из кармана маленькую бумажку. – Вот! Я буду «Главный пончик». Всё честно!
Он прицепил бумажку на грудь и важно расправил плечи. Василиса даже хихикнула. Но через секунду бумажка помутнела. Слова на ней – поблёкли. Потом – исчезли.
– Эй! – обиделся Пухлый. – Это не честно! Я между прочим – официальный сладкоежка первого ранга!
Но голос его стал чуть глуше. Он провёл пальцами по лицу – и на миг в его глазах мелькнуло что-то тревожное. Как будто он… почти не знал, кто он.
– Пухлый? – Василиса схватила его за руку. – Скажи, как тебя зовут!
Он моргнул. Словно возвращаясь из-под воды.
– Пончик. То есть… Пухлый. Конечно Пухлый. Просто… странно. Как будто имя не держится внутри.
– Значит, улица забирает то, что ты не уверен, что заслуживаешь.
– А я точно заслуживаю быть Пухлым! – сказал он, хлопая себя по животу. – Особенно если учесть, сколько булок я спас от голода.
Смех у него вышел чуть дрожащим. Но всё же – настоящим.
Они шли мимо людей, чьи таблички будто стали частью кожи. Одна женщина шептала что-то в пустоту, сжимая в руках зеркало – в котором не было отражения. Старик с табличкой «Он» стоял, глядя на облако. И слёзы катились по его лицу, как будто он вспоминал того, кем был, но не мог назвать это вслух.