Киберрайх - страница 30

Шрифт
Интервал


На ближайшей встрече с друзьями-революционерами Эварист показал разорванный грант. К его великому удивлению, не всех обрадовал этот демарш.

– Безусловно, ты очень храбр, – заявил Огюст Шевалье. – Но как ученому тебе вовсе нет равных. Уличные революции – не твоя война. Твоя война – в умах, в развитии науки и общества. Я верю, ты создашь нечто великое и оно отправит нас в прекрасное будущее, не оставит камня на камне от роялизма, этого пережитка феодального прошлого.

Галуа и сам в это верил. В девяносто девяти случаях из ста это лишь юношеская заносчивость и крайняя степень высокомерия, но тут, как и с Наполеоном, все было подкреплено фактами. Он действительно мог.

Ему хватило двух семестров для постижения всех существовавших в то время естественных наук, хотя обычный учебный план был рассчитан на шесть. Поступая в политехнический институт, Эварист был на два года младше старшекурсников, но выпускался уже вместе с ними. Все знают, что прошлое нельзя изменить, но ему это как будто удалось. Двадцатиоднолетний парень без судимостей (на бумаге) получает диплом самого престижного учебного заведения в стране, а может, и в мире, вместе с остальными двадцатиоднолетними баловнями судьбы. Какие бы препятствия ни возникали на пути, настоящий гений в любой ситуации проторит себе дорогу.

К лету 1833 года Галуа издает «Расширенную теорию групп и полей» и в возрасте двадцати одного года оказывается самым молодым членом Французской академии наук. Он входит в десятку величайших ученых своего времени и переписывается с Абелем, Гауссом, Бэббиджем, Фарадеем. Люди науки видят революционный пыл Эвариста и стараются отвести его от опасной черты, у которой он провел всю свою сознательную жизнь. Как члены закрытого общества гениев они чувствуют личную ответственность за судьбу гениального юноши.

«Короли приходят и уходят, – писал ему Гаусс, – а человечество остается, и кто, как не мы, в ответе за его развитие? Великая французская революция 1789 года не была бы возможна без подготовивших для нее почву мыслителей. Ваши достопочтенные соотечественники Паскаль и Лагранж, Вольтер и Дидро сделали для дела революции больше, чем тысяча заряженных на бой драгунов. Ум успешнее борется с закостенелой невежественностью, чем штыки. Тем паче что сейчас всеми красками расцветает самая глобальная из всех мировых революций – научная. И для человечества она важнее всех предыдущих. В Средние века мы жили в землянках без каких-либо удобств и надежд на счастливую жизнь, а теперь самому бедному европейцу доступно горячее питание, гигиена, сносное лечение в госпитале и так далее. А что нас ждет в будущем? Поверьте, ненавистных вам королей проще всего свергнуть повышением уровня жизни, а не кровавой резней на улицах, от которой страдают в первую очередь бедные. Не аристократы ведь лезут на амбразуры…» Заканчивалось письмо пожеланиями всего хорошего семье Галуа и величайших научных успехов ему самому. Таких писем были десятки, заменившие Эваристу отца ученые всей Европы пытались наставить его на путь истинный, как им тогда казалось. Слова эти возымели определенное действие, и на уличных манифестациях юноша больше не появлялся, оставив за плечами гражданскую революцию и полностью посвятив себя делу научной.