.
«Запустить протокол „Слепое Пятно“, – приказал Корт. Его голос не дрогнул. – Все камеры, направленные на этот сектор, переключить на рендеринг архивного изображения шестидесятисекундной давности. Для всех внешних наблюдателей и систем мониторинга более низкого уровня фасад башни должен оставаться безупречным».
«Выполняю», – отозвался Лекс, его пальцы забегали по сенсорной панели.
Корт наблюдал, как на одном из дублирующих мониторов уродливое пятно исчезло, сменившись идеальным зеркальным отражением неба. Они спрятали это. Поместили аномалию в карантин. Но она все еще была там.
«Свяжите меня с доктором Адлером, – сказал Корт. – Приоритет Альфа».
Пока система устанавливала защищенное соединение, он снова посмотрел на главный экран, на котором все еще было видно настоящее, необработанное изображение. Клякса. Она казалась живой. Он увеличил ее еще больше, до предела возможностей оптики.
В самых темных ее изгибах, там, где свет, казалось, умирал окончательно, ему на мгновение почудилось что-то еще. Не лицо. Не символ. Скорее, намек на них. Очертания кричащего в беззвучном ужасе рта. Или, может быть, вопросительного знака, перекрученного агонией.
Корт тряхнул головой. Проекция. Его собственный разум, столкнувшись с неизвестным, пытался найти знакомые образы, наложить шаблон на хаос. Классическая реакция, описанная в любом учебнике по психологии восприятия.
Но ощущение не проходило.
Эта клякса не была случайной. Она была намеренной. Это было не просто пятно.
Это было высказывание.
И он, глава службы безопасности самого рационального города в истории, вдруг понял, что смотрит на первое слово, написанное на языке, которого он не знал. И ему стало холодно. Это было не просто нарушение порядка. Это было вторжение. Стигмат, появившийся на безупречном теле его бога – Порядка. И Корт понял, что сегодня началась война. Война не против людей или машин, а против чего-то гораздо худшего.
Против самой невозможности.
Дверной звонок Ионы не звонил. Он издавал тихий, мелодичный перезвон, имитирующий три ноты арфы – стандартный сигнал, разработанный так, чтобы не вызывать у реципиента подсознательной тревоги. Но для Ионы, привыкшего к абсолютной тишине своего добровольного заточения, этот звук прозвучал как выстрел.
Кот, дремавший на подоконнике, вскинул голову, его уши дернулись, как два черных радара. Иона замер посреди комнаты, с зажатым в руке томиком Борхеса. К нему не приходили гости. Никогда. Доставщики оставляли пакеты у двери, немногочисленные знакомые из «Лимбо» общались записками, подсунутыми под дверь. Звонок означал одно: пришли извне.