них, не столь же ограничены?
– Безусловно, это так.
– И если бы они были способны говорить друг с другом, не думаешь ли ты, что у них вошло бы в привычку давать имена объектам, которые они перед собой видят?
– Безусловно, вошло бы.
– И если бы их тюрьма возвращала эхо от стены,
обращенной к ним, каждый раз, когда путники открывали рот, чему бы, позволь спросить, они приписали бы голос, если не промелькнувшей тени?
– Несомненно, они бы приписали его тени.
– Тогда, вне всякого сомнения, такие люди приняли бы тени этих рукотворных предметов за единственную реальность.
– Несомненно, они бы так сделали.
– Теперь представь, что случилось бы, если бы природа принесла им освобождение от оков, исцеление от глупости, следующим образом. Предположим, что один из них обрел освобождение и внезапно почувствовал побуждение встать, и обернуться, и подойти с открытыми глазами к свету, и представим, что он проделал все это, испытывая боль, и ослепительное великолепие не дало ему распознать те объекты, тени которых он раньше видел. Какой ответ, как ты думаешь, он дал бы, если бы кто-то сказал ему, что раньше он видел глупые призраки, а теперь он стал ближе к реальности, обратился к вещам более реальным и видит вернее, и, более того, указал бы ему на различные объекты, проносимые мимо, и спросил его, и убедил его ответить, что это? Разве нельзя ожидать, что он впал бы в замешательство и счел свои старые видения более реальными, чем объекты, которые его принудили заметить?
– Да, гораздо более реальными.
– А если бы далее его вынудили посмотреть на сам свет, думаешь, не устали бы его глаза, не отпрянул бы он и не вернулся к тому, что может видеть ясно, сочтя это действительно более ясным, чем то, на что ему указали?
– Все верно.
– И если бы кто-то потащил его к обрывистому и крутому выходу из пещеры и отказался отпустить его до тех пор, пока не вытащит его на свет солнца, как думаешь, не раздосадовало бы и не привело в возмущение подобное отношение, а достигнув света, не нашел бы он, что его глаза столь ослеплены блеском, что неспособны различить ни единого объекта из тех, что теперь называют истинными?
– Да, так бы он и почувствовал сначала» 16.
16 «Республика» Платона в пер. Дж. Л. Дэвиса и Д. Дж. Воэна,
«Макмиллан», Лондон, 1923, с. 235-237.
Таков чудовищный миф, который Платон влагает в уста Сократа в начале седьмой книги «Республики».