– В карцер захотел? – и снова поднимался и бил тем же жгутом телефонного кабеля.
Грабченко усовершенствовал «карусель», изобретённую московскими следователями. Карусельный допрос был самым страшным и бесчеловечным в следственной практике тех лет. Его суть была в следующем.
Начальник отделения в помощь себе приглашал ещё двух-трёх следователей. Допрашиваемого усаживали на горбатый стул и поочерёдно допрашивали в течение двух-трёх суток без перерыва. При карусельных допросах за портьеры ставили несколько человек рядовых солдат. Когда подследственный терял сознание и падал, рядовые приводили его в чувство, поливали водой и шлёпали по щекам. Когда подследственный, не стерпев обиды, поднимал кулак против следователя, из-за портьеры выскакивали те же рядовые. Они жертве скручивали руки и с высоты груди бросали на пол, от чего подследственный тоже терял сознание.
Расчёт делался на физическое и нравственное истощение воли подследственного. Не все были способны вынести подобное глумление. Слабые сдавались и подписывали на себя ложные признания, что было равносильно подписи смертного приговора.
После подписи протокола подследственный становился обречённым. Хотя полностью не каждый понимал совершённое и, конечно же, не все знали, что их ждёт завтра, а, возможно, и через несколько минут.
Но старший лейтенант Грабченко знал. Он самодовольно усаживался в кресло, вытирал потное лицо, вызывал помощника дежурного по управлению и спокойно приказывал: «Уведите подследственного, и за мой счёт – завтрак». Давали два бутерброда с колбасой и стакан сладкого чаю. В такие минуты Грабченко становился добрым. Ибо уже сколько раз – не счесть, когда ему при начислении зарплаты дополнительно прибавляли к окладу ещё 150 рублей за каждое «успешно» оконченное дело, точнее за каждую жизнь, отправленную на смерть. Были месяцы, когда дополнительные начисления превышали его оклад.
Шёл четвёртый час как краснофлотец Богданов томился в предварилке. В эти небольшие комнаты с одним плотно задраенным окном не поступал свежий воздух. Решётки из толстых прутьев изнутри прикрывались стальной сеткой. В отверстия сетки не пролезал мизинец. Разбить стекло было невозможно. Подследственные находили лишь единственный выход: ложились грудью на пол и дышали воздухом, который мог поступать через узкую щель между низом двери и порогом. Богданов, задыхаясь, начал стучать в дверь. Подошёл дежурный, открыл дверь и грубо спросил: