– Николай Николаевич, а вы убеждены, что Сталин знает, что сейчас делает НКВД?
– А как же, – убеждённо ответил Вятецкий. – Ему ежедневно докладывают.
– И такое огромное количество арестованных его не пугает?
– Что вы! Сталин груб, деспотичен и мстителен. Об этом Ильич писал и предупреждал партию. Но окружение, его ставленники сохранили Сталина у власти. Этим и следует объяснить его уверенность и жестокость с несогласными с его политикой. Поймите, – продолжал Вятецкий, – история не знает подобного массового уничтожения тысяч и миллионов невиновных перед Родиной людей. Причём он уничтожает не только тех, кто выступал против него, но и тех, кто помогал ему удержаться у власти. Это страшный человек!
Чувствовалось – бывший комиссар устал. На минуту разговоры прекратились, каждый думал о своём.
Ещё вчера Химич был убеждён, что Сталина восхваляют справедливо. Сегодня он спрашивал себя о другом: кто всё же виновен в трагедии советских людей, переживающих одну голодовку за другой и массовые истребления честных и невиновных граждан – Сталин, или те, кто его поставил генеральным секретарем и поднял его авторитет до непогрешимости, до высоты царя и Бога?
В предварилке стояла страшная духота. Бывший командир лёг на бок, опустил голову, чтобы дышать поступающим воздухом через щель под дверью. Наклонился и Вятецкий. Теперь их головы оказались рядом в десяти сантиметрах. Безмолвие нарушил Химич – он спросил шёпотом:
– Товарищ Вятецкий, с какого вы года в партии?
– Вступал в годы «чёрной реакции» в 1906 году двадцатидвухлетним мальчиком.
– Тогда тоже столько революционеров арестовывало царское самодержавие?
– Я вам уже говорил: никогда и никто так безжалостно не расправлялся со своими соотечественниками. К тому же, сейчас арестовывают и расстреливают ни в чём не повинных людей. Арестовывают за полезные мысли, за ошибки, за неумение дословно повторить сказанного Сталиным. Ведь тогда я был виновен перед самодержавием. Да, да – я распространял прокламации, агитировал рабочих брать оружие в руки и использовать его против царя буржуазии и помещиков, призывал оказывать неповиновение царским чиновникам. Я действительно был врагом самодержавия. А вы? – спросил он смотревшего в пыльный пол командира.
– Ну что вы, я молился на правительство, на партию, считал их своими, как мать родную, родными.