– Довольно! – прервал председатель Вятецкого.
Затем он повернулся к Перову и долго с ним разговаривал. Перов одобрительно качнул головой и задал подсудимому вопрос:
– Подсудимый Вятецкий, из ваших слов чувствуется ваша высокая образованность. Пожалуйста, определите, к каким оппозиционным течениям мы могли бы отнести ваши убеждения?
– Да, в первые годы советского государства я окончил Институт Красной профессуры и в 1935 году Военно-морскую академию. Вы слишком малограмотны, чтобы меня понять. Диалектика учит: «Любой человек – другой мир». Я говорил, и сейчас говорю, что я признаю только ленинизм и Ленина.
Затем он, пересилив слабость, встал и чуть повышенным голосом потребовал:
– Кончайте комедию. Вас заставили убить меня. Я бессилен переубедить вас и противопоставить справедливость вашей несправедливости.
От последнего слова он отказался. Кто мог слушать его в пустой комнате? Кто мог понять его, человека, стоявшего на две головы выше своих обидчиков, ищущих доказательств в оправдание своей беззаконности насилия и грубости над невиновным человеком.
Приговор был составлен раньше, чем разыграна комедия судебного следствия. На перекур членам трибунала потребовалось четыре минуты.
Объявленный приговор был таким, какого ожидал для себя Вятецкий. В тех условиях, которые регламентировались директивами сверху, другого приговора быть не могло. Вятецкий принял его спокойно и мужественно, хотя и потребовались нечеловеческие напряжения интеллектуальных сил, которыми не каждый располагает.
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ НКВД
В один из вторников управление НКВД объявило приём посетителей. На Пушкинскую улицу пришла Евдокия Химич. Её попросили пройти в приёмную комнату, которая находилась за комнатой-ожидалкой.
Евдокия Химич давно возвратилась из Тарасовки. Жила у знакомых. Её не пускал в квартиру новый командир батареи Сметон. Он занял большую комнату. Вещи Химича перенёс в малую комнату, закрыл и опечатал дверь. Сметон наотрез отказался жить рядом с женой врага народа. С жалобой на Сметона и явилась Химич Евдокия в управление.
В приёмную вошёл Грабченко. Он бросил секундный взгляд на посетительницу, не сказав ни слова, медленно сел и развалился в мягком кресле. Ещё раз продолжительно посмотрел на сидевшую Химич и попросил изложить свою просьбу.
Начальник отделения не торопился что-либо писать или отвечать на просьбу. Он наоборот отводил разговор от сути, умышленно затягивая приём.