В заключение приятного разговора начальник третьего отделения попросил Виолету в течение десяти минут прогуливаться по Пушкинской улице. «Жди, я обязательно подойду», – сказал он, торопливо объявляя, что приём посетителей окончен.
Грабченко было положено ещё два часа принимать посетителей. Но следует ли удовлетворять просьбы «врагов народа»? Обождут до следующего приёма через пятнадцать дней. Начальству он объяснил свой уход «по семейным обстоятельствам».
Шёл Грабченко с Виолетой по улице Ленина медленно. Красовская вела себя непринуждённо, игриво. За шутками и приятными разговорами молодые люди не заметили, как оказались у большого четырёхэтажного дома, в котором проживали сотрудники органов НКВД. Вошли в парадную дверь, поднялись на третий этаж и переступили порог квартиры Грабченко.
Комнаты квартиры сохранили лепку и роспись потолков давно ушедшего времени в мавританском стиле. Обе комнаты были со вкусом обставлены дорогой мебелью. Одно пианино, купленное ранней весной для шестилетней дочери, стояло как чужое и своей чернотой портило всю гамму композиции.
Расшаркиваясь перед будущей любовницей, хозяин квартиры показывал любимые вещи и недовольно сокрушался на чёрный цвет пианино. Точно художникам и мастерам неизвестно, что чёрных стен не бывает. Ведь можно же было пианино оформить под цвет красного дерева.
– Представляешь, – палач убеждал Виолету, – какая была бы гармония! – Он окинул взглядом стены, потолок и мебель. – А так точно болячка на здоровом теле сидит…
Виолета завидовала молча. Ведь она жила с мужем в одной маленькой комнатушке, не имевшей мебели.
В те минуты Грабченко действительно воспринимал диссонанс тонов стен мебели с пианино. Оказывается, ему тоже были не чужды красивые и гармонично изготовленные вещи. Он был тоже лишён безвкусицы и как все нормальные люди наделён эстетико-художественным восприятием, там в своей квартире, а на службе… История сохранила потомкам поведение императора-самодержца Всея Руси Павла I. Он мог опуститься на колена над клумбой и часами оплакивать сломанный ветром цветочек, но, вернувшись в казарму, мог приказать насмерть запороть солдата.
Вся квартира, как и сам её хозяин, Виолете нравилась. Ей некуда было торопиться. От безделия она изнывала больше, чем от тяжёлого труда. Мужа она успела изрядно позабыть. Ситуация, в которой она оказалась, была и желанной и необходимой. Она поступала так и делала всё, что хотел, и как нравилось хозяину.