– Никак кто-то идёт?
Вскоре оказалось – к дому приближался председатель колхоза. За ним шла односельчанка – заведующая молочно-товарной фермой. Все дружно встали. Мать принялась убирать со стола.
Время текло независимо. Знойный день уступал приятной вечерней прохладе. Воздух застыл. Во дворе некому было нарушить безмятежную тишину. Только кобылки и сверчки начинали брачные переговоры. Да люди, готовясь ко сну, ещё суетились.
Поднимавшаяся из-за верхушек пирамидальных тополей золотисто-бледная чуточку ущерблённая луна предвещала тёплую и тихую украинскую ночь, какие в июле бывают ежегодно. Они радуют и предвещают благополучие хлеборобам, если жизнь их никем не омрачена, и вызывают в задумчивость, мучительную боль души у тех, кого силой заставили покинуть родные места и оказаться в изгнании на чужбине.
О! Как тяжело покидать Родину, когда был предан ей и жил для неё, забывая личное благополучие.
Чистка и избавление от неугодных коснулась и этого маленького села, лежавшего в стороне от добивавшихся роскоши и сверхсытости. Из тридцати одного человека трудоспособных мужчин, считая два человека подростков, двадцать семь были арестованы и увезены в город. По единодушному мнению колхозников, их арестовывали только за то, что они обо всём говорили так, как понимали происходящее вокруг. Не молчали, не прятались за спины других, поступали, как считали для общего дела лучше и полезнее.
– Добрый вечер! – нарушил тишину голос председателя артели. Все ответили, как принято в народе, как обязывала человеческая совесть – с признательностью и уважением, да и побаивались его.
– Мы к тебе, Евдокия, – обратился председатель. – Пришли агитировать дать согласие поработать дояркой.
Стулья отставили от стола и поставили у самых ветвей вишен. Пригласили сесть гостей. Фитиль у фонаря «летучая мышь» выкрутили больше, чтобы стало светлее.
Против гостей сел глава семьи. Дуся для себя поставила стул в стороне. После разговоров за обеденным столом она стала возбуждённой и настороженной. Мысли её больше были обращены к Севастополю, чем к предложению дать согласие работать на ферме.
– Дуся, чего же молчишь? – упрекнул отец дочь.
– А что я могу сказать, если завтра иду покупать билет?
Спустя минуту она набралась смелости и ответила коротко и ясно:
– Товарищ председатель, уезжаю.