– Вот видишь, – обратился председатель к заведующей молочной фермой. – Эта молодица несознательная. Если и захочет что-либо сделать, то насчитает за свой труд в три раза больше.
Председателю казалось, что он знаток людей и вправе полагать, что люди, окружающие его, шкурники и несознательные. К ним он и причислил Евдокию Химич.
Председатель был среднего роста, упитан. Разговорная речь – русская с примесью украинских слов. Нецензурная брань, которую он пускал десятки раз на день по адресу всех, нередко стариков и несовершеннолетних, была на чистом русском языке.
До рекомендации его райкомом партии стать председателем артели он понятия не имел о сельском хозяйстве. Поля и луга видел только из окна автомобиля. Метод работы у него был прост – заставить работать. Мало дня – кричал и заставлял работать ночью.
Он был до крайности вспыльчив. Спустя короткое время остывал, подходил к обиженному, извинялся, выглядел кротким, а по плаксивому выражению лица – беззащитным. В оправдание обычно говорил: «Ты меня извини, ведь надо же. Если бы не нужно было делать, я бы не заставлял». Объяснялся он долго и надоедливо, пока не выводил оскорблённого из себя.
Трагедия этого человека заключалась в его непонимании, что знания и умения человек обязан приобрести раньше, чем дать согласие и взяться организовывать на коллективный труд колхозников. Он ошибочно считал, что успех артельных дел зависит только от желания людей трудиться, а от него, как от организатора, нисколько.
Евдокия Химич, медленно осмыслив брошенные председателем упрёки, решила деликатно его поправить, поясняя:
– Я пошла работать на уборку ячменя без вашей просьбы. В меру своих сил и умений проработала двадцать дней. Я не преследовала цели зарабатывать у вас. Я решила помочь, как это делают добрые люди, и приходят на помощь в трудную минуту.
– А я думал, ты решила подзаработать, – прервал председатель.
– Если бы я решила зарабатывать, то не у вас. У вас люди не могут заработать.
– Почему? – не сдержался председатель.
– Вы не умеете организовывать колхозников на успешный труд.
Трудно было определить, краснел ли руководитель от только что сказанных слов, стекло закоптилось в фонаре. Но по тому, как он ёрзал на стуле, можно было понять, что сказанное попало в цель, и против чего он возразить не мог.