«Я четко не помню себя маленькой. Но мне кажется, что мама боялась меня.
Может, я ошибаюсь.
Просто она всё делала очень быстро. Кормить – кормит. Одевает. Водит в сад.
Но она никогда не смотрела мне в глаза.
Я думаю, у неё тогда была другая жизнь. А я пришла случайно. Или нет? Просто не вовремя».
Читаю – и у меня дрожат пальцы.
Я не помню, чтобы избегала её взгляда. Но память – штука лукавая.
Воспоминания, как старые фотографии:
одни выцветают,
другие – дорисовываются.
Да, было сложно.
Но не настолько, чтобы… прям вот так.
Я рожала сама. Для себя. По молодости не срослось, мужа не нашла. А часики тикали, родители давили. В 32 решила – всё, пора.
Думала, родные обрадуются. Они ведь так ждали.
Ага, как же. «Рожала для себя – вот и воспитывай сама».
Вот и воспитывала. Сад – с года. Работа – с утра до ночи. Лихие девяностые – накрыли медным тазом все светлые надежды.
Я тогда ничего не понимала. Не думала об этом. А она – чувствовала всё. Даже то, что мама себе не разрешала чувствовать.
Глава 2.
Вторник «Когда ты училась говорить»
(возраст дочери: 5–8 лет)
Я сижу у кухонного стола. Рядом – тетрадь. Четвёртая по счёту.
На обложке – наклейка с лошадкой. Подарок из «Снежной королевы».
Она обожала лошадей в этом возрасте. Говорила, что они умеют грустить глазами. Смешно…А тогда – я не смеялась. Только кивала.
Было некогда слушать про лошадей.
Смотрю на эту тетрадь и боюсь открыть. Именно в этом возрасте она начала спрашивать. А я – отвечать правильно, по учебнику. Иногда.
Катя была странной девочкой. Замкнутой. Не шумной, не «всеобщей радостью», как хотелось бы моей матери.
Она любила смотреть на небо.
Сидеть с книжкой – не читая, а просто разглядывая.
Могла целый вечер собирать пазлы.
В детском саду воспитательница сказала:
– У вас девочка замкнутая. В себе.
Но было некогда слышать «звоночки». Я много работала. Чтобы мы ели. Жили. Не мерзли.
А потом – готовила, стирала, гладила, разбирала. Никаких игр.
Да и многое, как мне казалось, само собой устаканиться. Правда ведь?
Однажды вечером Катя сидела на полу в своей комнате и перебирала заколки.
Ей было семь. За окном стемнело, но она не просила включить свет —просто сидела в полумраке и держала в руках розовую заколку с бабочкой. Бабочка отломалась.
Я зашла в комнату с корзиной для глажки:
– Кать, ты чего тут темно сидишь?