– Фейри, – говорит Адерин.
И человек в доспехах – или полые доспехи с чем-то внутри, звуки все еще странные – фыркают, удивительно зло.
– Кто бы сомневался. – Он протягивает ей руку. – Идемте, я провожу вас внутрь. О том, что с вами делать, подумаем утром.
– Хорошо, – соглашается Адерин.
Отсрочка до утра звучит хорошо, у нее есть время подумать, как быть дальше. Какая-то ее часть надеется, что ужасные волки-монстры не уйдут и не дадут ей уйти, поэтому она сможет остаться на месяц спокойно. Сафира наверняка заберет ее через другое зеркало, и никакие волки ей не помешают, если она того захочет. В конце концов, у Сафиры есть прекрасные крылья, чтобы перелететь любую ограду и любых чудовищ.
Можно сразу в башню куда-нибудь наверху, если захочется.
Адерин следует за доспехами внутрь, в темноту, издалека напоминающую огромную пасть уже другого чудовища, которое не скалится, не рычит, не угрожает, а наоброт – терпеливо ждет, пока глупый, незадачливый путник войдет в расставленную им ловушку и станет обедом.
Дверь открывается с протяжным скрипом, напоминающим уже тот самый рык или скулеж, что-то между.
По ту сторону коридор, слабо освещенный и странно узкий, как будто само место строили как можно более неуютным и неприветливым. Место, где гостей не ждут, да и сами хозяева живут больше от невозможности уйти куда-то еще, чем из любви к своему дому.
Адерин проходит внутрь и ежится от странной прохлады, обхватив голые плечи руками. Кажется, что внутри и правда холоднее, чем снаружи. Так быть не должно, но она ничего не говорит, только идет за человеком в доспехах.
В какой-то момент он останавливается возле висящего на стене факела, поднимает руку и тянется за ним, слегка наклонившись назад в странно неловкой позе… и у него слетает шлем, который с металлическим лязгом падает на пол и катится под ноги Адерин, бренча всеми своими острыми гранями.
Головы и правда нет.
Там, где она должна быть, только странный темный дымок, слегка дрожащий в свете факела, и все внутри доспеха – сплошная темнота, никакого тела.
– Прошу прощения, – говорит он, и голос звучит еще страннее, более скрипучим, идущим неясно откуда. – Я потерял голову.
Потерял голову… ха-ха.
Адерин почему-то не может удержать совершенно неуместный смешок, а потом и вовсе начинает хихикать, как будто все напряжение ужасающего дня решило прорваться, обратившись не слезами, а смехом.