– Идёшь по траве кого-то сторожить – поднимай ноги, стебли гнутся, указывая шаг.
Утром, когда облака стали от света выпуклыми и птицы пели и кричали по всему лесу, Парамон велел снять рубаху, взять щит и дубину держать как меч. Неждан стоял на холодной траве, опустив то и другое, привычно ожидая, когда брат Парамон скажет, что делать. Тот вышел из шалаша, держа руки за спиной. Обычно спадающие на плечи волосы заправил под свою круглую порыжевшую тафью. В шаге остановился и, глядя куда-то за Неждана, без слов и немедля выбросил из-за спины руку и наискось ударил.
Мелькнула тёмная дуга, Неждан оторопело отступил, поднимая щит. Удар отдался в запястье.
Топор! Железный, на длинной рукояти, узкий, как клюв, топор вонзился в древесину.
Пока думал, топор вновь летел в него, метя в ноги, на этот раз блеснув на солнце. Неждан отскочил, потом отскочил ещё. Парамон смахнул с головы шапку, и на грудь упали две седеющие косы, из поднявшейся торчком бороды щерились жёлтые зубы в красной щели рта, который выплёвывал урманские слова как бордовые сгустки.
Брата Парамона больше не было – viking и goði Бруно Регинсон мягко двигался кругом, слегка шевеля топор одной лишь кистью. Страшный шрам налился кровью, исказил черты, но прозрачные глаза глядели холодно, были беспощадны.
Неждан поднял, опустил и вновь поднял щит. Ладони вспотели. Ему не было страшно, он верил этому человеку, но не понимал, что происходит…
Тёмная фигура перед ним по-змеиному беззвучно качнулась в сторону, занося топор, который вдруг, описав мельтешащую восьмёрку, полетел снизу. Неждан опустил щит. Так же чавкнув, топор бородкой зацепил щит снизу и вскинул вверх. И тут же Неждан получил ногой в живот. Его согнуло пополам, дыхание перехватило так, что он выпустил щит, чуть не выронил дубину и, скрючившись, отлетел на траву.
Вдохнуть не удавалось, не получалось даже сесть. Воздух рывками выходил из груди, но обратно грудь его не принимала. А на него вновь рушился, заслоняя небо, весь мир, топор, и то шипящие, как гадюки, то каркающие вороньем урманские слова!
И Неждан вдруг заревел, отдавая последний воздух, завыл и, почти выблёвывая нутро, кинулся топору навстречу. Левой схватил за рукоять, правой, всё ещё сжимавшей дубину, ткнул вперёд, но не почувствовал, попал или нет.