Ледяная мгла бушевала вокруг! Накатившись сразу и неистово, колола изнутри кожу на загривке, топорщила волосы. Он ударил вновь, ударил плечом, наконец вздохнул, в голове взорвались искры, она мотнулась назад, но боли от этого удара не было, была безумная колотящаяся ярость. А потому он вновь бил дубиной, рвал на себя топор, выл, роняя пену на грудь!
И вдруг оказалось, что стоит над раскинувшим руки телом, сжимая в потной ладони топор взамен отброшенной дубины.
Убить! Пластать, кромсать и рвать на части было единственным, что наполняло всё его существо. Он занёс топор и вдруг увидел смотрящие на него снизу глаза. Увидел шрам, лоб в поту, бороду, слипшуюся в кровавый ком, тяжело вздымающуюся бледную, по сравнению с продублённым солнцем лицом, грудь и вновь глаза. Глаза… Без ярости, без мольбы, прозрачные, как чистые воды. Светлые глаза…
Руки с топором задрожали, но не от усилия убить, а от напряжения сдержать плясавшую сейчас в них смерть, которой неистово требовало всё существо. То исполински бешеное существо, что поселилось в нём и яростно сжимало и разжимало ледяными пальцами сердце. Убить! Убивать и убивать, даже мёртвое тело!
Он тряс головой, выл. Выл уже от усилия совладать с живущим в нём сейчас чудовищем. И вновь на губах пузырилась пена от жуткого усилия сдержать себя же! И не было сейчас внутри облечённых словами мыслей. Только сполохи ледяной сини и жёлтые лучи словно бились в сознании за право обладать телом, за душу!
«Претерпеть», – всплыло из-под ледяной стужи, каковой сейчас была вся его суть.
«Претерпеть… Претерпевший же спасётся», – вспыхнуло в голове, и оплыла от этого синяя мгла, как морозная ночь, как сугроб перед ослепительным рассветом. Оплыла, оседая. Рассеиваясь, истаивала, как иней, сковавший жёстко стремящуюся к солнцу траву!
Неждан тряхнул головой, ещё, заморгал… Топор выпал из ладоней, и не было сил… Колени подогнулись, он рухнул на них и, сотрясаясь, беззвучно зарыдал. Зарыдал, как плакал маленьким, уткнувшись в подол матери, давясь обидой на мир, на отца, на нехожавые ноги – как плакал у подола той, к кому чувствовал доверие. Брат Парамон прижал к груди его голову и, баюкая, словно чадо, цепляя окровавленной жёсткой бородой волосы, произнёс разбитыми губами:
– И Агнец победит зверя; ибо Он есть Господь господствующих и Царь царей, и те, которые с Ним, суть званые, и избранные, и верные… Победил. Ты победил в себе, сыне… Стучите, и отворят вам.