Домой Иван Семенович возвращался глубоко за полночь. У парадного стояла карета скорой помощи, в кабине которой, лениво потягивая губами тлеющую сигарету, сидел одинокий водитель и выдыхал из открытого окна машины в темноту петербургской ночи густой сизый дым.
Мышкин бесшумно проследовал мимо и исчез в темноте. Поднимаясь по исхоженной лестнице на третий этаж, он услышал какое-то шевеление наверху. Из замочной скважины квартиры Прасковьи Васильевны пробивался тонкий лучик света.
– Странно как-то, – тихонечко произнес Мышкин, – обычно Прасковья Васильевна ложится рано. Наверное, опять въехал кто-нибудь из жильцов в соседнюю комнату.
Дело в том, что Прасковья Васильевна жила в трехкомнатной квартире, две из которых сдавала внаем. Жильцы одной комнаты, семейная пара из Ставрополя, съехали два дня назад, и все это время комната пустовала. Иван Семенович начал вставлять ключ, но дверь отворилась сама собой.
В коридоре и на кухне горел свет. За кухонным столом сидела соседка по лестничной клетке, миловидная женщина лет шестидесяти. Мышкин знал, что ее звали Валентина, поскольку она иногда заходила в гости к Прасковье Васильевне, и та всегда называла ее не иначе, как Валечкой, а напротив нее, склонившись над столом, сидел мужчина, одетый в комбинезон сотрудника скорой помощи, и неторопливо заполнял какие-то документы. Возле холодильника стояла молодая женщина в сине-зеленом халате врача и разговаривала с кем-то по телефону.
Заметив вошедшего в квартиру человека, все присутствующие оглянулись.
– Что случилось, Валентина? – начал взволнованно говорить Мышкин, обращаясь к соседке.
– Ой, беда, Ванечка, беда-то какая, – запричитала соседка, и на ее уже красных глазах появились слезы.
– Да что случилось, Валентина, что с Прасковьей Васильевной, где она, что с ней, опять с сердцем плохо, да? – беспорядочно задавал вопросы Мышкин, придерживая Валентину за локоть.
Мышкин знал, что у Прасковьи Васильевны были проблемы с сердцем, и что в последнее время приходилось вызывать скорую помощь два-три раза в месяц. Один раз Иван Семенович лично вызывал скорую, когда внезапно Прасковье Васильевне стало плохо. Но от госпитализации она всегда отказывалась и говорила, что не хочет умереть в чужих стенах.