На экране появились графики и статистические данные. Я внимательно изучал цифры, ища слабые места в аргументации. Но исследования выглядели серьезно – университеты с мировым именем, выборки в несколько тысяч человек, долгосрочные наблюдения.
"В нашей программе три основных блока," на экране появилась схема. "Первый – эмоциональная грамотность. Дети учатся называть свои чувства, понимать их причины, видеть связь между эмоциями и поведением. Второй – саморегуляция. Техники управления стрессом, мотивации, принятия решений. Третий – социальные навыки. Эмпатия, построение отношений, решение конфликтов."
Я слушал и против воли отмечал логичность предложенной структуры. Но все-таки решился задать вопрос.
"Марина Игоревна," я поднял руку. "Все это звучит красиво в теории. Но есть ли у вас статистика эффективности подобных программ в российских школах? Или мы работаем по принципу 'хочется верить'?"
В зале стало тише. Мой вопрос прозвучал довольно резко, но я хотел проверить, как она реагирует на жесткую критику.
Соловьева повернулась ко мне, и я увидел в ее серых глазах не растерянность, а азарт. Она ждала этого вопроса.
"Отличный вопрос, Андрей Викторович," она даже улыбнулась, и в этой улыбке не было ни тени растерянности. "В Москве подобные программы уже внедрены в семнадцати школах. За два года наблюдений отмечено снижение количества конфликтов между учениками на тридцать процентов, улучшение успеваемости на двадцать процентов в классах, где дети освоили навыки саморегуляции. И что особенно важно для нашей гимназии – повышение результатов ЕГЭ в среднем на пятнадцать баллов за счет лучшего управления стрессом во время экзаменов."
Последняя цифра заставила нескольких коллег переглянуться с интересом. Результаты ЕГЭ – это святое для любой школы, претендующей на высокий статус.
"Но самое главное," продолжила Марина, и в ее голосе появились личные нотки, "эти дети счастливее. Они лучше понимают себя, умеют дружить, не боятся совершать ошибки и учиться на них. Разве не об этом мы мечтаем как педагоги?"
И вот тут произошло что-то неожиданное. Ее слова о том, что дети "не боятся совершать ошибки и учиться на них", вдруг отозвались где-то глубоко в груди. Я вспомнил себя в детстве – того мальчишку, который верил в справедливость и не боялся защищать слабых. До того, как жизнь научила меня, что идеализм – это роскошь, которую нельзя себе позволить.