– Никогда так не делал, – заметил я.
– Ну так попробуй, – пропыхтела раскрасневшаяся Эля.
Я тоже встал на руки, опершись о стену, но понял, что отжиматься таким образом совсем не просто. Хватило двух попыток, чтобы понять, что в эту ночь, в этом состоянии и с этой физической подготовкой мне пора закругляться.
– Добро пожаловать в клуб побитых девчонками, – улыбнулся Дима и приобнял меня.
– Ты там президент?
– Резидент, а президент у нас новый, – сказал он, подмигнув.
– Почетная должность в день рождения.
– У нас в клубе только так. Что ж, я хочу поднять тост за слабых мужчин, – объявил он, потряхивая бутылку с вином.
– Сплошная гордость, – сказала Настя.
– Ну, если нет силы, стоит гордиться слабостью, не так ли?
– Вот уж не знаю.
– Ладно, следующий тост за вас, смелые и безрассудные!
Потом мы переместились в дом. Те, кто пил вино, продолжили пить (добывая выпивку из самых неочевидных уголков дома и то и дело путая с яблочным уксусом), остальные принялись за чай с тортом. Все это происходило на нашей огромной веранде с лестницей, ведущей на второй этаж. В порыве алкогольной чувственности мне очень хотелось рассказать про новогодние праздники, которые мы отмечали здесь в детстве с той семьей, которая теперь разводится. Но были и другие, отвлекающие заботы, поэтому я могу только надеяться, что Эля прочла все это в моем заторможенном взгляде.
Дешифровка взгляда:
Конфетти было принято использовать многократно. Однажды запущенные с балкона, они потом подбирались между танцами в прозрачные шелестящие пакеты либо файлики. Производилось это нашими детскими руками, иногда шваброй, поэтому в пакетики помимо самих конфетти, попадала пыль, кошачья шерсть, а также кусочки пола, раздробленного каблуками взрослых в процессе неистовых танцев. Потом мы поднимались кто на лестницу, кто на балкон, ждали музыку и запускали собранное на веселые макушки танцоров. Процедура повторялась многократно. Предлагаю представлять все как в замедленной съемке.
Ох уж этот параллельный мир взрослых.
Наши женщины не успевали убирать дом, разве что помыть посуду и сменить платье. Учитывая непрекращающийся поток гостей, убирать было почти бесполезно. Дней через семь, вместе с Рождеством или, лучше сказать, на правах рождественского чуда, приходили депрессия и отчаяние. Взрослые чувствовали, что перетусовались. На мужчин допинг действовал уже как-то не так. Мама, подозревая во мне тонкую душу, знакомила меня со всеми оттенками отчаяния. Я ее внимательно выслушивал и возвращался в свою стаю, которая легко адаптировалась к новым условиям. Более того, мы совсем не нуждались в обычных днях. Нам повезло. Хороший взрослый – пьяный взрослый.