Честно сказать, я помешан на запахах. Еще в детстве я понял, что если перед смертью я буду чувствовать аромат розмарина, – значит жизнь сложилась как надо.
Но сейчас пахнет гадким сигаретным дымом. Я сижу на кресле, сложившись, как кузнечик, прижав согнутые ноги к груди, и курю. Ноги уже прилично подзатекли. Она ненавидит, когда я курю, мне тоже это не очень нравится, но нужно. Одна из причин – я люблю ее раздражать. Она в долгу не остается.
* * *
Итак, мы в хостеле в Будапеште, наше несчастное путешествие по Европе автостопом подходит к концу. Моя спутница все еще изящна, и движения ее грациозны. Но я хочу убедить себя, что это лживая пластика. Лживая! В самом начале ее очарование тоже действовало на меня, но сейчас я выработал антитела.
О, вот! Она глядит на меня враждебно. Почувствовала, что я больше не ее заложник, и поспешила унизить. При мне стала снимать лифчик. На секунду остановилась там, где нужно засмущаться, но, вспомнив, кто я, подняла глаза – «чуть не забыла, что ты не мужчина» – и доделала то, что начала. Аккуратная грудь, светлые, розоватые, разморенные жарой соски. Невыносимо уничтожающее открытие. Я ответил симметрично. Разделся донага и сел в кресло. Она даже не кинула взгляда в мою сторону и вышла из комнаты. Вслед за ней заглянул неврастенический итальянец, который тут же вылетел обратно.
Не могу сказать, что чувствовал себя мужчиной. В тот момент я вообще перестал себя кем-либо чувствовать. И оголенный вид мой был весьма андрогинным. Да, у меня не было пола. Только эхо мужской ярости гудело во мне.
Началось все два года назад, в 2006 году, в двух тысячах километров отсюда. В моем родном поселке Лумиярви, недалеко от Петербурга. Если вы думаете, что за этим финским чудесным названием не скрывается сказочное содержание, то вы ошибаетесь.
У нас есть лютеранский приход Вистамо на взгорье (в советское время внутри был храм кино), столетний горбатый мост, берег Балтийского моря (ладно, это Финский залив), улица художника Серова. У нас жила богема с конца девятнадцатого века, а дубы, которые до сих пор там стоят, писал сам Шишкин. Правда, один из них беспардонно гол – но такова жизнь после смерти.
Также есть склеп восемнадцатого века, в котором нынешние владельцы устроили кожевенную мастерскую (предварительно пригласив батюшку с необходимой жидкостью для примирения с пространством), огромная непонятно откуда появившаяся голова, вырубленная из дерева, и исполинский камень, к которому девушки приходят просить детей. Стоит поселок на уступе Литоринового моря, существовавшего на протяжении тысяч лет. Перед нашим кирпичным домом с черепичной крышей есть озеро, образовавшееся из карьера (раньше там добывали голубую глину для кирпичного завода царских времен). В этом озере тонут только мужчины. Женщин оно не берет.